запылавший высоко на холме костер, от которого повалил густой дым, уходя столбом вверх.
— Сигнал вроде как подает кто? — указал Янбакты. Казаки на всякий случай оставили на гребне холма дозорного, который должен был подать в случае опасности условный знак дозорным в Кашлыке, но пока он искал хворост, разжигал, с его товарищами все было кончено. В Кашлыке заметили сигнал и быстро выслали в сторону Абалака две сотни. Айдар первым увидел цепочку людей, спешащих к ним навстречу.
— Казаки! — крикнул он громко, — Много их. Сотни две будет.
— Вон и поверху идут, — кивнул Дусай на вершину холма.
— Может, лучше будет отойти? — предложил Янбакты осторожно.
— Ни за что! — Мухамед-Кул, разгоряченный и обрадованный легкой победой, погнал коня вперед, размахивая саблей. Остальные, растянувшись, скакали следом.
Первыми выстрелами казаки свалили нескольких всадников, а прорвавшихся встретили плотным строем, выставив вперед копья и бердыши.
— Держись, ребята! — кричал Иван Кольцо, клокоча от ярости. Ему слишком поздно доложили, что станичники из его сотни захотели побаловаться свежей рыбкой, но было поздно, и сейчас он с холма увидел их изрубленными.
Первым ранили горячего Айдара, и он упал на лед, схватившись руками за окровавленное лицо. Нукеры кинулись к нему, чуть оттеснили казаков, положили князя на коня и вывезли из сечи. Дусай бился молча, стараясь пробиться к голубоглазому казаку, отдающему команды. Но его ударили копьем в грудь и острие прошло меж пластин панциря, достало до сердца. Мухамед-Кул поднял коня на дыбы, закричал, как будто ранили его самого, и, рассыпая удары направо и налево, с трудом вырвался из кольца пеших казаков, огляделся.
Казаки стояли плотно, плечо к плечу, и продвигались вперед шаг за шагом, умело прижимая его нукеров к берегу, где снег был глубже и кони вязли в нем. Кони вздрагивали, пятились, всадники в сутолоке мешали друг другу, команды никто не слушал.
— Отходить надо, — крикнул прямо ему в ухо Янбакты. Мухамед-Кул дико глянул на него, словно не узнал, и указал рукой на казачьи ряды:
— Там Дусай! Они убили его! Убили!
— И Айдар очень плох. Ему раскроили саблей череп. Едва дышит. Надо отходить. Мы еще доберемся до них.
— Ни за что! Умру здесь, но не отойду! — Мухамед-Кул огрел коня нагайкой, тот взвился, прыгнул вперед, но его остановили нукеры, которые без приказа начали отходить назад.
— Куда?! — кричал Мухамед-Кул, хлеща нагайкой по лицам, по спинам, стараясь повернуть их обратно. Но кто-то вырвал у него из рук нагайку и увлеченный общим потоком конь поскакал прочь от места схватки. Вслед им прогремели последние выстрелы, но вскоре они были уже в безопасности, укрывшись за стволами разлапистых талин, росших вдоль берега.
Ехали остаток дня. Заночевали на опушке леса. Лишь достигнув на другой день небольшого селения, Мухамед-Кул решил остановиться на несколько дней, чтоб дать передышку нукерам, подлечить раненых.
— Тут рядом живут мои родичи, — сообщил ему Янбакты. — Если позволишь, то я навещу их.
— Поезжай, — не поднимая головы, отозвался Мухамед-Кул. — Возвращайся побыстрей…
Через два дня сотник вернулся вместе с младшим братом, которого звали Сенбахты. Тот привез освежеванного барана на плов, сыр, свежий хлеб и с поклоном положил все это к ногам Мухамед-Кулы.
— Угощайтесь, пожалуйста, а мне домой надо, — не глядя в глаза, проговорил он.
— Разве ты с нами не останешься? — удивился Янбакты.
— Нет, пообещал матери дома быть засветло, — отвечал тот и, даже не дав передохнуть коню, уехал.
Янбакты спал в шатре, рядом с Мухамед-Кула, когда рано утром услышал приглушенный крик. Он схватил саблю, выскочил наружу и наткнулся на бородатого казака с пищалью в руках.
— Стой! — крикнул тот, но сотник пригнулся и отпрыгнул в сторону. То что он увидел, поразило его и он чуть не выронил саблю из рук. Вокруг их лагеря стояла плотная цепь казаков, а перед ними сидели на снегу безоружные нукеры со связанными руками. Навстречу к нему шел младший брат, широко улыбаясь.
— Положи саблю, — предложил он. — Русские хорошо приняли меня и пообещали подарить тебе жизнь.
— Как ты мог? Брат! — вскрикнул Янбакты. — Что я отцу скажу?
— Отец ничего не узнает, — беззаботно ответил Сенбахты.
— Он все узнает! — взмахнул саблей старший брат, но тут же отброшенный выстрелом рухнул на снег и тихо прошептал: — Зачем ты сделал это?
Мухамед-Кулу взяли спящим в шатре и вывели со связанными руками.
— Ого, старый знакомый, — подошел к нему Иван Гроза. — Не я ли тебя тем летом секирой своей попотчевал? Узнаешь?
Тот лишь злобно сверкнул глазами и бессильно заскрежетал зубами.
— Лучше убейте меня! Не останусь в плену! — закричал он.
— Такой молодой, а умирать собрался, — засмеялся Гришка Ясырь. — Вот к атаману доставим, а тот как решит.
Ермак, когда пленников привели в Кашлык, велел привести к нему в избу ханского племянника, недобро глянул на него, спросил:
— Где хан Кучум скрывается?
— Для меня он не хан. Я сам по себе. За него воевать не хочу.
— Может, за нас повоюешь? — усмехнулся атаман, но увидев, что пленник готов броситься на него, добавил. — Остынь. Против своих воевать не станешь. Знаю. А потому готовься в Москву к царю-батюшке отправиться.
— Кто его захватил? — спросил казаков. — Иван Гроза? Вот тебе и ехать с ним на Москву. Готовься, после Рождества и отправитесь.
Карача-бек вошел в шатер Кучума и со вздохом сожаления произнес:
— Твой племянник, Мухамед-Кул, оказался в плену у русских…
— Как это случилось? — Кучум сидел перед небольшой жаровней с углями, укутанный в теплые шубы. Его согнутая фигура и надтреснутый глухой голос вызывали жалость. Тут же была и Анна, которая ухаживала за ним. Остальных жен и детей он отправил в степь, где они находились под охраной небольшого отряда верных ему нукеров. Старший сын Алей объезжал дальние улусы, собирая воинов для войны с казаками. Карача-бек видел, что вокруг Кучума остается все меньше желающих защищать его.
— Мухамед-Кул решил напасть на русских, но потерпел поражение. Были убиты его ближние князья.
— Я не верю, что он сдался в плен добровольно.
— Его захватили ранним утром, когда все спали.
— Не верю. Мой племянник не только храбрый воин, но и осторожен как рысь. Верно, кто-то предал его.
— Возможно, — дернул плечом Карача-бек.
— Что тебе известно об этом. Расскажи. Я хочу знать.
— Его предал брат сотника, что был правой рукой при Мухамед-Куле. Он навел русских на их лагерь.
Кучум поднял на него мутные, слезящиеся глаза и тихо спросил:
— Скажи, тут не обошлось без твоей помощи? Ты умеешь обделывать такие дела. Скажи честно, тебе ничто не грозит.
— Мухамед-Кул пошел на разрыв с твоим родом, хан. А я был и остаюсь преданным слугой сибирского
