– «…Наша главная проблема сводилась к тому, чтобы удержать Россию по возможности дольше от выступления, и меня вечно терзал кошмар, что Сталин может проявить инициативу раньше меня…»
– Конечно, в этом тоже был известный вопрос, – соглашается Молотов.
– «…Мы можем с уверенностью предсказать, каков бы ни был исход войны, Британской империи пришел конец. Она смертельно ранена. Будущее британского народа – вымереть от голода и туберкулеза на своем проклятом острове…»
– Да, это он мне сам говорил. В таком роде он и говорил: «Какой-то проклятый остров…»
– А вы допускали такое, что если не они, то мы первые начнем?
– Такой план мы не разрабатывали. У нас пятилетки. Союзников у нас не было. Тогда бы они объединились с Германией против нас. Америка-то была против нас, Англия – против, Франция не отстала бы.
– Но тогдашняя официальная доктрина была: воевать будем на чужой территории, малой кровью.
– Кто же может готовить такую доктрину, что, пожалуйста, приходите на нашу территорию и, пожалуйста, у нас воюйте?! – говорит Молотов. – Военный министр скажет: «Приходите к нам!» Конечно, он будет говорить: «Малой кровью и на чужой территории!» Это уже агитационный прием. Так что агитация преобладала над натуральной политикой, и это тоже необходимо, тоже нельзя без этого.
– Гитлер говорит: «Нам нужно только одно – отказаться признать себя побежденными, ибо для германского народа сам факт продолжения независимости, существования – уже победа. Этого одного будет достаточно для оправдания данной войны, которая окажется не напрасной. В любом случае ее нельзя было избежать. Враги германского национал-социализма навязали ее мне еще в январе 1933 года…»
А начинает он вот с чего: «Если мне суждено погибнуть, то пусть погибнет и немецкий народ, потому что он оказался недостойным меня».
– Эта его фраза известна. Довольно глупая, – говорит Молотов.
– Как Сталин относился к Гитлеру, как к личности, как его оценивал?
– Сказать – недооценивал, это было бы неправильно. Он видел, что все-таки Гитлер организовал немецкий народ за короткое время. Была большая коммунистическая партия, и ее не стало – смылись! А Гитлер вел за собой народ, ну и дрались немцы во время войны так, что это чувствовалось. Поэтому Сталин как человек хладнокровный при обсуждении большой стратегии, он очень серьезно относился к этому делу.
Пошел принимать Шуленбурга
…Спрашиваю у Молотова:
Я перечитывал «Воспоминания и размышления» Жукова, и для меня все-таки не совсем ясна ситуация 22 июня 1941 года. У него сказано: «Примерно в 12 часов ночи командующий Киевским военным округом генерал Кирпонос доложил, что появился еще один немецкий солдат-перебежчик и сообщил, что в 4 часа германские войска перейдут в наступление.
Все говорило о том, – пишет Жуков, – что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. И. В. Сталин спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно.
После смерти И. В. Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности… В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов…». Я спросил адмирала: «Ваше решение?»– «Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота».
…В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В. Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии… Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно…»
Это уже около четырех утра получается, – говорю я Молотову, отрываясь от книги.
– Да раньше мы собрались, раньше! – горячо возражает Молотов. – Ему хочется как-то себя показать, он верит, что он правильно понимал обстановку, но он тоже плохо понимал.
Продолжаю читать из книги Г. К. Жукова:
«Наконец, слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И. В. Сталина.
Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Я слышу лишь его дыхание.
– Вы меня поняли? Опять молчание.
Наконец, И. В. Сталин спросил:
– Где нарком?
– Говорит с Киевским округом по ВЧ.
– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтоб он вызвал всех членов Политбюро».
