вместо Черномазова. А до Черномазова вот мы, грешные, там заворачивали.
Когда я вернулся из второй ссылки, бежал в 1916 году, Черномазова уже там не было. – Молотов держит в руках первый номер газеты «Правда»: – Редактор у нас всегда был подставной фигурой. В запасе было несколько таких людей. Одного посадят – другого назначим. Другого посадят – третьего назначили. Уже приготовлены. Разрешение подписывают на выпуск газеты… (Читает опубликованный на первой странице список сотрудников.) Рябин… Это один из моих псевдонимов – А. Рябин. Это я. Тут и другие могут быть под псевдонимами. Михайлов еще у меня был псевдоним, Званов…
А почему я подписывался Рябин – моя фамилия Скрябин, я вычеркнул две первые буквы, и вместо Скрябин – Рябин.
Нас старались упорно завалить, арестовать тех людей, которые работали в газете. Саботаж организовать. И «Правде» приходилось иметь редактора формального – его брали обычно из рабочих, сочувствующих, но не являющихся коммунистами, потому что когда применялась та или иная репрессия против «Правды» за текущие дела, за ту или иную статью или лозунг, революционный, немножко завуалированный, то, конечно, у «Правды» появлялись трудности. Я вот был членом редакции «Правды» и секретарем газеты, и мне приходилось находить тех рабочих, которые были готовы кое-чем пожертвовать из своих удобств, но поддержать существование газеты. Очень часто царская администрация накладывала на нас 500 рублей штрафу или три месяца отсидки. Мы держали таких редакторов, которые соглашались на три месяца отсидки, чтобы нам ничего не платить государству. Денег не было. Конечно, «Правда» не могла бы выжить, если бы она выплачивала все штрафы. Накажут – у начальства царского успокоение маленькое, что они нас наказали, а «Правда» продолжает жить дальше. Только меняли названия.
Как формировалась редакция? Конечно, это дело длительное, и постоянно этим занимались. Формировалась в обычном партийном порядке. Брали в редакцию простого рабочего, который соглашался в случае необходимости вместо уплаты штрафа отсидеть своей натурой.
Рабочие все время приходили в «Правду», партийные связи поддерживали, самим интересно было повидать, кто там работает. Нужно было каким-то образом поддерживать с начальством нормальные отношения, платить штрафы. Все это в партийном порядке согласовывалось в течение того длительного периода, когда «Правда» выходила и должна была нести репрессии на себе. Настоящие редакторы не могли поставить дело под удар, не могли в тюрьму садиться, когда можно было отделаться тем, что один товарищ из рабочих, преданный партии, брал на себя отсидку вместо уплаты штрафа.
Здесь, в первом номере, есть статья Сталина, но не помню какая. Наверно, «От редакции»… Ленин присылал письма… Назвал меня «примиренцем», а кто был непримиренцем, если я был примиренцем? А сам меня снова пригласил на замену в редакцию, и я выполнял эти обязанности, писал статьи под разными фамилиями.
– В 1915 году, в подпольное время, я был организатором московской подпольной партийной организации.
А в 1928—1930 годах стал секретарем Московского комитета, когда нужно было оттуда вышибать правых.
…Сегодня 1 Мая, и Молотов вспомнил, как проводил маевку в 1915 году, в Москве, во время первой мировой войны:
Был поселок под Москвой – Красная Роза. Фабричный район за фабричной заставой. Собрались в яме рабочие, несколько человек. И я их агитировал.
– Как во сне! Как во сне я смотрю на вас! – восклицает один из гостей.
– В Москве в 1915 году меня опять арестовали.
Брауде, Каракурчи, Потехин…
– Сколько было провокаторов! Умные, умелые, подготовленные. Царская охранка работала здорово. Дураков не держали. Поэтому я паспорт в своей партийной организации старался не получать – обязательно будет провал.
Осенью 1915-го попал я в ссылку в Манзурку, перезимовал и удрал. Надзор, конечно, был полицейский, да какой там, господи! Каждый месяц должен был тебя пристав повидать. Увидит на улице – достаточно. Может пригласить к себе. Ну вот и все, пока месяц идет. Конечно, если поймают, интересно.
(Я вспомнил услышанный от А. Е. Голованова эпизод, который ему во время войны рассказал Сталин.
…Сталин бежал из ссылки со Свердловым. Свердлов был в корзине с бельем. Встречный жандарм хотел проткнуть корзину штыком. Сталину тогда удалось уладить, дав «на лапу» жандарму, но он рассказывал этот эпизод перед полетом в Тегеран в 1943 году как пример плохой конспирации. О полете никто не должен был знать, кроме очень узкого круга людей, в который входил маршал Голованов. –
– А до этого я в тюрьме посидел, – продолжает Молотов, – человек двадцать в одной камере на нарах сплошных, парашу чистил в общей камере. Уголовники. Они относились неплохо, политиков признавали как людей, которые борются за что-то. В большинстве случаев, если человек не стяжатель своего рода, не подхалим перед начальством, относились с уважением. Подходят, говорят: «Кого из ваших почистить? Сколько времени даете? Полчаса?» Запросто обделают. Запомнилось, в общей камере из 20 человек – 12–15 уголовников, разговоришься с ними, они: «Уж больно много у вас «шляп»!» Потом показывают, что украли. Стоят, разговаривают, один подтолкнет плечом, а другой – в карман…
…Молотов рассказывает, что в санатории «Русское поле» встретил своего одногодка, с которым в 1913 году сидел в тюрьме в одной камере:
– Он был рабочим петербургским, а я в «Правде» работал. Я, говорит, вас помню, вы для нас в общей камере доклад делали. Помните, говорит, вы песенку напевали такую: «С песней звонкой шел сторонкой…» О, значит, правда. Хороший товарищ.
– А какие вы песни в тюрьме пели?
– Это я вам на ухо отдельно скажу, – улыбнулся Молотов.
…Рядом стояли гости. А потом я забыл у него спросить…
