котелках и темных очках. Белоснежные рубахи, контрастируя с загорелыми бычьими шеями и угольно- черными пиджаками, слепили глаз. В одной руке каждый из молодцов держал музыкальный инструмент, в другой — оружие.
Пузцо, светловолосый, добродушный на вид толстяк с кривым шрамом на левой щеке и выцветшими бровями, насвистывал какую-то невнятную мелодию, похлопывая бубном по округлой ляжке. Рыжий трубач Ромеро нервно жевал жвачку, ковыряя носком лакированного башмака в придорожном песке. Наголо бритый клавишник Автогеныч и чернявый пижон контрабасист Саныч ехидно наблюдали из-под черных очков за тем, как вдоль своего дома шагает развеселый Пастух, бейсбольной битой настукивая по железным прутьям забора ломаный ритм любимого свинга.
День был в самом разгаре, солнце полыхало, на небе не было видно ни единого облачка или даже намека на него. Где-то высоко-высоко, плавно размахивая крыльями, парила хищная птица орлиной породы. Казалось, еще чуть-чуть, и она опалит свои роскошные крылья. Музыканты расположились под развесистыми ветками шелковичных деревьев, чтобы спрятаться от жаркого небесного блина.
— А шеф сегодня в духе, — сказал Автогеныч парням. — Зададим джазу вечером.
— Привет, битлы! — весело прокричал Пастух. — Строить и жить!
— Салют, маэстро, — в тон Пастуху ответил Ромеро и расхохотался. — Всех построим и заживем.
— Пастух, помнишь, мы ночью по «бумеру» палили? Ну, Серый опять притащил туристов, вспоминай, — с места в карьер начал белобрысый Пузцо.
— Ну и чего? — еще шире заулыбался Пастух. — Он пожаловался мамочке?
— Почти, — перехватил разговор не старый, но мудрый Автогеныч. — Там пацаны питерские были, типа крутые. Ну и с утра сегодня в офис их бригадир звонил — дятел, знаешь, редкостный. Короче, стрелку у шлагбаума забил на шесть часов.
— Круто, круто. Из Питера уже на разборки к нам летают. Может, и впрямь реальные демоны, — веселился Пастух, — только у нас же в шесть саундчек… Ну да ладно, Ромеро с Автогенычем всех нас настроят, а мы пока съездим разберемся, заодно и порепетируем.
Через полчаса банда подъехала к ангару с зеленой пологой крышей, который служил им офисом, а по совместительству — репетиционной точкой «Веселой бригады». В здоровенном помещении из мебели был всего лишь один стол с телефоном; в другом конце зала располагалась аппаратура. Все стены были увешаны плакатами великих джазменов и мафиози 30-х годов, а на особо почетных местах красовались портреты Дулиной, Утесова и Аль Капоне. На одной из стен огромная растяжка гордо гласила: «Джаз дал нам все — у нас больше нет проблем!», а под ней висели неоднократно расстрелянные мишени из портретов современных поп- и рок-идолов. На другой стене, как раз над барабанной установкой, разместился транспарант: «От ножа до саксофона — один шаг, и мы его сделали!»
— Эх, хотел бы я с Дулиной дуэт замастырить, — мечтательно почесал макушку Пастух, разглядывая белозубую Алису, которая кокетливо смотрела на него с плаката. — Лучше нее никто у нас в стране джаз не поет. А в Москве ее совсем замордовали, такую хрень заставляют петь — уши вянут. Кстати, битлы, завтра едем в Беленджик, там какой-то фермер год назад у нашего Городского банка кредит взял немереный и уже давно процент не платит. Папа банковский просил съездить получить. Надо помочь родному городу. Мы же здесь за порядком смотрим. Ну что, репетнем?
Бандиты расселись каждый на свое место и завели джазовые мотивы, а Дулина с постера так и продолжала сиять искренней сверкающей улыбкой, не подозревая, в какую историю втянет ее любовь к афроамериканской музыке.
ГЛАВА 7
Как разобраться с делами
На город опускался спокойный вечер. Море серело и лениво облизывало берег, оставляя на нем белую пену, которая тут же исчезала в мокром песке. В будке, уже известной нам по приключениям юмористов, все так же мирно похрапывал дед, запрокинув голову назад. Казалось, она вот-вот отвалится, но так и продолжит сопеть, чуть шире приоткрывая рот на вдохе. Вечернюю тишину то и дело нарушали шуршащие волны да десять молодых парней, которые молча курили и выдыхали дым со звуком, похожим на шум приближающейся к берегу волны. Этот десяток бравых молодцов облепил три «гелендвагена» возле будки сторожа.
На улице стоял довольно теплый октябрь, но великолепная десятка, все как один, были в черных длинных пальто и не закрывающих уши шерстяных шапках. Не расположись они в тот момент именно здесь и не достигни напряжение, повисшее в воздухе, такого уровня, что вот-вот произойдет взрыв и море поменяется местами с небом, то ребят вполне можно было бы принять за актеров какого-нибудь мюзикла. Или спортсменов, которых проспонсировала одна фирма, желая, чтобы они снялись в рекламе ее новой линии одежды, — десятеро из ларца, так сказать.
Общую идеальную картину портили старые друзья — Бугай и Юрец, вертевшиеся рядом с главарем одинаковых парней — Куней. Бугай и Юрец сменили свои откровенные летние наряды на джинсы и спортивные кофты с длинными рукавами. Оба топтались на месте и дергались, словно кто-то тыкал их сотней маленьких иголочек. На фоне сохраняющих спокойствие, как истуканы с острова Пасхи, «близнецов» Юрец и Бугай казались суетливыми опоссумами.
— Ну? Где эта ваша «Веселая бригада»? — лениво, но сосредоточенно протянул главарь Куня.
Куня был серьезным и подтянутым мужчиной с разбитыми от занятий боксом лицом и кулаками. На вид ему было лет двадцать пять. Когда он говорил, кончик его носа едва заметно шевелился, что придавало профилю Куни какой-то трогательности и мягкости. Но его каменный взгляд темно-карих глаз, устремившийся в данный момент напрямую в серые волны, не оставил бы равнодушным ни одного смельчака. Поупражняйся Куня в тренировках, и смело мог бы разжигать своим взглядом костры.
— Я же говорил, говорил, — ажиотировался явно нервничающий Бугай, — говорил я, зассут они, не приедут, испугаются, беспредельщики деревенские. Скоты неразумные.
Все эти слова Бугай произнес за пару секунд. При этом умудрился несколько раз порывисто сплюнуть под ноги, заглянуть в глаза Куне, почесать свою коротко стриженную голову, пару раз шлепнуть по собственной ноге ладонью и закурить новую сигарету.
Было видно, что у Юрца, верного товарища Бугая, тоже поигрывали нервишки, но он все же держался куда спокойней своего огромного товарища. Да и двигаться ему было явно неприятно, резкие повороты доставляли острую боль.
— Куня, ты бы видел, ты бы только видел, как эти придурки одеты. Как Чарли Чаплин, ей-богу! И палят куда попало. Это какой-то дурдом на выезде!
— Слушай, Куня, — снова встрял беспокойный Бугай, — если они приедут, ты им по полной выставь, они какие-то совсем отмороженные! Или перегретые!
— Еще неплохо было бы у них тачки забрать, — продолжил Юрец. — Я одного коллекционера знаю из Питера, Родионом зовут. Так он за ЗИМ мать родную продаст, с тещей заодно. Мой старый дружок купчинский. Неплохая получилась бы сделка…
— Короче, — перебил его мечты спокойным и достаточно мягким голосом Куня, — у нас в девять часов самолет обратный из Сочи. А до этого мне еще Армену нужно меринов отогнать. Так что если ваши шуты не появятся в ближайшие две минуты, то я на вас стрелку переведу, и дело с концом.
Едва Куня произнес последнее слово, как послышалось грозное рычание машин, и из густых клубов пыли и дыма показались долгожданные ЗИМы. В следующее мгновение моторы машин заглохли, и двери начали хлопать одна за другой. Пыль понемногу стала оседать, и сквозь мутноватую пелену взору питерских богатырей предстали трое заморских-южноморских. Эти здоровенные любители джаза — Пастух, Саныч и Пузцо — были в бронежилетах, у каждого в руках по пистолету, а на головах — котелки, небрежно надвинутые на глаза.
— Какая же это бригада, — слегка набычившись, сказал Куня Бугаю. — Это же три гада, а не
