и… для кого-то по-настоящему интересной. Знаете ли вы, как важно для девушки, которую долгое время не принимали всерьез, узнать, что она вовсе не дурнушка с плохими манерами, что она может нравиться… Понимаете ли вы?
— Лучше, чем вы думаете! — пылко отозвался он, с искренним восхищением окидывая девушку взглядом. — Поверьте, я последний, кто стал бы вас осуждать. А теперь ступайте к себе и оденьтесь так, чтобы в очередной раз покорить сердце моего друга Гарри.
Касси упорхнула наверх, а Джеральд снова принялся курить свою трубку, мысленно проклиная молодого Шелтона, уговорившего его поехать в эту проклятую Виргинию.
Двенадцатого августа в Гамильтон-холле с самого утра царило необычайное оживление. Сэр Роджер решил отпраздновать помолвку дочери с большим размахом. Тем более что виконт Шелтон взял основную часть расходов на себя. Сразу после завтрака в имение начали съезжаться приглашенные соседи Гамильтонов, а их было немало. Сэр Роджер и Сюзанна не знали ни минуты покоя, встречая их всех. Сначала, когда все соберутся, предполагалось устроить роскошный обед, вслед за ним — большой бал, потом еще ужин.
Касси в этот день до самого обеда не спускалась вниз. Ее должны были увидеть только перед самой помолвкой. В ее просторной спальне на втором этаже — приятной комнатке с золотисто-бежевыми обоями — с раннего утра засел консилиум в составе жены соседнего плантатора миссис Уилсон ее дочери Мэри, ровесницы Касси, горничной Розы и пожилой толстой мулатки, бывшей ранее служанкой при первой моднице Виргинии, вынужденной продать имение из-за долгов. Вся эта достойная компания совместно выбрала платье, соответствующее столь важному событию, как помолвка, и теперь тщательно обсуждала каждую часть туалета Касси.
— Молодой девушке неприлично надевать какие-либо драгоценности, кроме жемчужных сережек и скромного ожерелья из жемчуга, — говорила со знанием дела миссис Уилсон.
— Ну, еще можно добавить несколько красивых колец, — предложила мулатка. — Мужчины всегда обращают внимание на женские руки. У моей бывшей хозяйки руки всегда были в идеальном порядке, и она умела, когда надо, сделать красивый жест ручкой, вот так.
Она показала несколько небрежных изящных жестов.
— Ну, Кассандре еще рано кокетничать… — Вовсе нет. Ее жених видал в Филадельфии изысканных красавиц, и наша девочка не должна ни в чем уступать им, — возразила мулатка. — И еще попробуйте, мисс, как вы будете идти по залу, чуть-чуть приподнимая платье, чтобы показать ножку в белом шелковом чулочке и красную туфельку с бантиком.
— Мне совсем не нравятся эти туфельки. Этот яркий красный цвет… — миссис Уилсон с сомнением посмотрела на изящные башмачки с высокими изогнутыми каблуками.
— Но они так красивы! — заметила Роза.
— Да, да, мама, так красивы! Нет, туфельки решительно надо оставить, — закивала головой Мэри Уилсон. — Ах, мамочка, ты должна обязательно заказать мне такие.
— Только когда ты подцепишь такого же жениха, как у Касси, — смеясь, отвечала миссис Уилсон. — Ну ладно, это все оставим, а вот прическа… Она должна быть непременно по последней моде.
— Чего только не выдумают эти англичане, целая башня на голове вместо волос, — недовольно покачала головой мулатка. — Как же бедная мисс Касси будет двигаться с таким нагромождением?
— Ничего страшного тут нет, Молли, — улыбнулась Касси. — Почти все дамы будут с такими же прическами, не могу же я ударить в грязь лицом! Да и никто теперь не носит других для парадных обедов и торжеств.
— Разве что только у нас в Виргинии! Но ничего, — тут же уточнила миссис Уилсон, — мой парикмахер уже научился делать такие прически. Его привезут с минуты на минуту, и он уложит волосы всем нам троим.
К пяти часам Касси была полностью одета и причесана по новой моде и могла сколько угодно любоваться собой в огромном зеркале, висевшем на стене в туалетной комнате. В целом она осталась довольна, хотя все равно продолжала волноваться: вдруг что-то упущено и кто-нибудь заметит это.
В такой торжественный день на девушке было парадное платье из розового атласа с фижмами на китовом усе. Вырез платья украшали белые тонкие кружева и изящные складки алой ленты, переходившей на груди в искусно завязанный бант. Такие же алые банты в обрамлении кружев украшали подол. Несколько драпированных складок делали наряд еще более изящным и женственным. Словом, это платье было настоящим произведением искусства. Скромным, но крайне милым дополнением к нему служили жемчужные украшения.
А вот прическа Касси была еще большим чудом — чудом парикмахерского искусства. Девушка сильно опасалась, что ничего особенного из ее волос не получится, да еще челка будет мешать. Но парикмахер миссис Уилсон сразу отмел все ее сомнения. С замирающим сердцем следила она, как он извлекает из своего огромного мешка множество шиньонов, шпилек, заколок и еще каких-то непонятных предметов. Спустя полчаса на голове Кассандры выросла высокая башня, в которой невозможно было отличить свои волосы от накладных. Спереди волосы были подняты высоко вверх, а челка куда-то спряталась, сзади они ложились мягкими объемными валиками, и один большой локон был выпущен наружу и закручивался на грудь. Сложное украшение из алой ленты и кружев, венчавшее прическу, смотрелось в тон платью.
Когда Касси в сопровождении миссис Уилсон вошла в парадный зал особняка, у всех собравшихся вырвался одобрительный возглас, а в их глазах появилось восхищение. Пятнадцатилетняя девушка казалась настоящей принцессой в своем роскошном наряде. Виконт Шелтон подтолкнул слегка растерявшегося Гарри к невесте, и молодой человек с галантным поклоном предложил мисс Гамильтон руку и повел ее в центр зала, где был сооружен своеобразный алтарь и где священник в парадном облачении готовился произнести торжественную речь, огласив помолвку.
Сцена обручения прошла для смущенной девушки, словно во сне. Она почти не слышала слов священника, радостных поздравлений гостей. Как в тумане, проплывали лица собравшихся, взгляды, улыбки, жесты. Касси не отрывала глаз от разрумянившегося лица Гарри, и он, в свою очередь, тоже почти не отводил от нее своего взгляда.
Никогда еще она не казалась ему столь прекрасной, как в этот незабываемый день. Совсем взрослая леди, красавица! Гарри чувствовал, что ни разу в жизни не был так влюблен и не ощущал себя таким счастливым. Подумать только! И он еще противился настойчивому желанию отца и не хотел ехать в Виргинию!
А для Касси вся жизнь впереди представлялась целым океаном счастья, любви, радости и веселья. Прекрасная мечта ее детских лет сбывалась. У нее есть жених, лучше которого не может быть на свете. Красивый и добрый, и так любит ее, Кассандру Гамильтон! Как счастливо светятся его голубые глаза, и к ним так дивно идет камзол оттенка морской волны, богато расшитый золотыми узорами, такими же золотыми, как его освещенные солнцем светло-каштановые волосы, зачесанные назад и открывающие высокий лоб.
Только когда Гарри взял ее руку и надел ей на палец обручальное кольцо, Касси пришла в себя. Послав любимому свою самую теплую и обворожительную улыбку, она тоже взяла его руку и надела на его безымянный палец золотое колечко. Он быстро склонился над ее рукой, нежно поцеловал ее и поспешно шепнул: — Ты прекрасней всех, Касси, и я безумно люблю тебя!
Затем он повел ее к столу, где им предстояло сидеть рядом как жениху и невесте. Теперь они уже могли, открыто, не стесняясь взглядов окружающих, смотреть друг на друга, сколько душа пожелает, и говорить без стеснения.
Джеральд Мейсон сидел, как всегда, рядом со своей любовницей, с которой в последнее время он проводил ночи без прежнего энтузиазма. Он встал в это утро в самом скверном расположении духа, однако потратил целый час на свой туалет, чтобы никто не мог заподозрить неладное. Эмилия похвалила его дорогой сиреневый камзол, расшитый золотом и серебром и украшенный малиновыми рубинами. Джеральд решил проявить щедрость и подарил ей несколько крупных драгоценных камней без оправы, за что был награжден целым потоком бурных, признательных ласк. Но это не подняло ему настроения. Видеть Кассандру Гамильтон для него стало настоящей пыткой. Одно хорошо: завтра он вместе с Шелтонами покидает этот дом, и тогда постарается в обществе других дам забыть эту девушку.
— Не понимаю, что бедный Гарри нашел в ней, — прошептала ему на ухо Эмилия, которая, как и все женщины, была не чужда злословия. — Ведь она простушка, гораздо хуже, чем ее сестра. Не правда ли,
