больше всех раздражала сестру Бестед. У бабуни Дункан был рак. Мисс Тэйлор часто подумывала: может быть, сестру рак и пугает?
— Вроде я этой дамы личность помню, — настаивала бабуня Барнакл. — Может, она ближе к вечеру бывала возле цирка Холборна?
— Не думаю, — сказала мисс Тэйлор.
— Может, она у меня газеты покупала, — сказала бабуня Барнакл.
— По-моему, она газеты получает на дом.
— А работать она нигде не работала, дама эта?
— Ну как, на службу не ходила. Но состояла в разных комитетах и тому подобное.
Бабуня Барнакл мысленно оглядывала лицо дамы Летти.
— Это значит, она благотворительностью занималась?
— В этом роде, — сказала мисс Тэйлор. — Что-то в этом роде.
Бабуня Барнакл подозрительно поглядела на нее, но мисс Тэйлор не поддалась и не сказала, что дама Летти была постоянной посетительницей тюрьмы Холлоуэй со своих тридцати лет до недавних пор, пока ей не стало из-за ожирения и одышки невмоготу подниматься по лестницам.
— С дамой Летти я еще переговорю, — пообещала она.
У начальства был выходной, и сестра внесла первый поднос с ужином, слегка присвистывая.
Бабуня Барнакл заметила нарочито громко:
Коль каркает курица, а женщина свищет —
Ни бог, ни муж в них толку не сыщет.
Сестра перестала свистеть, смерила взглядом бабуню Барнакл, брякнула поднос на столик и пошла за другим.
Бабуня Тротски попыталась приподнять голову и что-то сказать.
— Чего вы хотите, бабуня?
— Она говорит, — перевела мисс Тэйлор, — что не нужно обижать сестер только потому…
— Сестер обижать! А что они с нами сделают, когда зима…
Мисс Тэйлор взмолилась о ниспослании душевного покоя. Да что же у них одна зима в голове! Сочиняли бы снова свои еженедельные завещания!..
Этой ночью в мозгу у бабуни Тротски лопнул крохотный кровеносный сосудик, и она умерла, а дух ее возвратился к господу, дарователю оного.
Глава пятая
Миссис Энтони чутьем знала, что миссис Петтигру — добрая женщина. Чутье обманывало миссис Энтони. Но когда миссис Петтигру поступила к Колстонам ухаживать за Чармиан, первые недели она подолгу сиживала на кухне и рассказывала миссис Энтони о своих горестях.
— Вы закурите, — сказала миссис Энтони, разливая крепкий чай и указывая локтем на пачку на столике. — Бывает и хуже.
Миссис Петтигру сказала:
— Не знаю уж, куда хуже. Тридцать лет жизни я положила на Лизу Брук. Все знали, что деньги ее причитаются мне. А потом откуда ни возьмись объявился этот Гай Лит. Ни в каком браке они не состояли. Не настоящий это был брак.
Она пододвинула к себе чашку чаю и, склонившись к уху миссис Энтони, поведала ей, как жестоко и по какой давней причине Гай Лит обманул Лизу Брук и, не смог вступить с нею в супружеские отношения.
Миссис Энтони основательно отхлебнула чаю из чашки, которую держала обеими руками и в которую выдохнула так, что душистый пар уютным теплом обволок ее нос.
— Ну и все же, — сказала она, — муж есть муж. Раз законный.
— Лиза его никогда открыто не признавала мужем, — сказала миссис Петтигру. — Пока она не умерла, никто и не знал, что она замужем, вот же свинюшка паршивая.
— А вроде вы говорили, что она ничего, — удивилась миссис Энтони.
— Я про Гая Лита, — сказала миссис Петтигру. — Это он паршивая свинюшка.
— Ах, вон что. Ну, миленькая, суд еще свое слово скажет, когда время придет. Вы сигарету-то берите.
— Я с вами прямо курякой стану, миссис Энтони. Спасибо, я возьму, а вот вам не мешает курить поменьше, поберегли бы здоровье.
— С двадцати пяти лет по двадцать штук в день курю, а вчера перевалило за семьдесят, — сказала миссис Энтони.
— Как за семьдесят! Господи, да куда же…
— Семьдесят лет мне вчера исполнилось.
— Ах, семьдесят лет. Ну, так вам самое время на отдых. А то с этими… — миссис Петтигру кивнула на кухонную дверь, имея в виду Колстонов, пребывающих где-то за нею.
— Да нет, у них неплохо, — сказала миссис Энтони. — Сам-то он прижимистый, а она хорошая, она-то мне нравится.
— Прижимистый по части денег? — спросила миссис Петтигру.
— То есть не дай бог, — сказала миссис Энтони, повращав глазами и обратив взгляд на собеседницу для пущего понимания.
Миссис Петтигру поправила волосы, густые, крашенные в черный цвет и отлично подстриженные, как ее научила Лиза.
— Вот сколько бы лет вы мне дали, миссис Энтони? — спросила она.
Миссис Энтони, не поднимаясь со стула, откинулась назад, чтобы лучше разглядеть миссис Петтигру. Она взглянула на ее черные замшевые туфли, на ее гладкие ноги — ни одной вздувшейся вены, — на плотные бедра и подобранный бюст. Затем миссис Энтони склонила голову набок, чтобы окинуть взглядом, под углом в пятнадцать градусов, лицо миссис Петтигру. От носа к углам губ пролегли складочки, ротик был накрашен вишневой помадой. Двойной подбородок только-только наметился. Лоб пересекали две морщины. Глаза темные и ясные, нос твердый и приплюснутый.
— Ну что ж, — сказала миссис Энтони, скрестив руки, — я бы дала вам года шестьдесят четыре.
Голосок миссис Петтигру удивительно не вязался с ее яркой внешностью. Он прожурчал еще нежнее обычного, когда она сказала миссис Энтони:
— Прибавьте пять лет.
— Шестьдесят девять, значит. Столько вам никак не дашь, — сказала миссис Энтони. — Ну, у вас-то времени, конечно, хватало следить за собой, и потратиться тоже могли — на пудру, то да се. Вам бы служить, что ли, где.
На самом-то деле миссис Петтигру было семьдесят три, но, накрасившись, она выглядела куда моложе своего возраста.
Между тем она провела рукой по лбу и медленно покачала головой. Ее тревожили денежные дела — в суде все, вероятно, затянется бог весть как. И родня Лизы в свою очередь предъявила свои права.
Миссис Энтони стала мыть чайную посуду.
— А Уорнер-то старик там еще, с нею? — спросила она. — Или ушел?
— Н-да, — подтвердила миссис Петтигру. — Он там.
— Вот и хорошо, можно об ней покамест не волноваться, — сказала миссис Энтони.
— Между прочим, — заметила миссис Петтигру, — в бытность мою у Лизы Брук меня обычно вызывали привечать гостей. И ни перед кем меня не стеснялись.
Миссис Энтони принялась чистить картошку, что-то напевая.
— Пойду туда, — сказала миссис Петтигру, поднимаясь и одергивая свою ровную юбку. — Мало ли что ей там нравится или не нравится, я уж хоть за ней-то пригляжу, затем все-таки наняли.
