то вдаль.
– Ребенка… – медленно повторил он. – Что я могу вам сказать? Это старая история, забытая всеми, кроме меня, и, надеюсь, Беллами.
Вуд задумался.
– Случай, о котором я говорю, – начал он через некоторое время, – собственно, относится к ведению американской полиции, и сомневаюсь, что даже если бы я сообщил вам все подробности, – а этого я не могу сделать, – вы могли предпринять что-либо, комиссар Федерстон. Беллами, по-видимому, употреблял богатство, доставшееся ему очень рано, на то, чтобы сокрушать сопротивление людей, становившихся ему поперек дороги. Я не хочу сказать, что он преступник в обычном смысле слова. Нет, в этом отношении он более или менее безупречен. Его кумиром была власть, и ради власти он готов был на самое гнусное преступление. Противодействие любому его плану, хотя бы самому пустячному, бесило его. А если оно исходило от того, кому можно повредить, он действовал быстро и верно.
– Обычно негодяй прибегал к такому способу: – продолжал Вуд, – разил своих врагов в лице их детей. Я доподлинно знаю два случая, когда Беллами действовал именно так для того, чтобы отомстить за зло, причиненное или якобы причиненное ему. В одном случае дети были взрослые, а в том, о котором я хочу вам рассказать, речь идет о младенце. Не скажу, чем была вызвана в этот раз ненависть Абеля Беллами. Я и сам не совсем уверен, хотя и догадываюсь, и думаю, что моя догадка правильна.
Он помолчал.
– В одной американской семье исчез ребенок. Отец рвал и метал, мать была в отчаянии. У меня есть основания думать, что между матерью и Абелем Беллами была какая-то… связь что ли, но если и так, то отец об этом ничего не знал.
Ребенок был на прогулке с няней, и, вернувшись, та рассказала, что пока она разговаривала с подругой, малыш исчез из коляски. Две недели спустя произошло столкновение поездов у места под названием Речная Лука. Десятки людей погибли – сгорели во время пожара. А среди обломков был найден детский башмачок, в котором убитый горем отец признал башмачок своего ребенка.
Нашлись свидетели, видевшие, как какая-то женщина вносила малыша в вагон. Не могло быть сомнения, что он погиб при крушении. Была выдвинута версия, что похититель или его агент отправлялся куда-то с ребенком, и что их постигло несчастье.
– Был этот случай доведен до сведения полиции? – поинтересовался Джим.
К его удивлению, Джон Вуд отрицательно и угрюмо покачал головой.
– Поэтому-то я и уверен в том, что мать знала, кто похитил ребенка! Боясь за его судьбу, она ничего не сообщила полиции! В том, что виновником похищения был Абель Беллами, я не сомневаюсь ни капельки!
– Вы абсолютно уверены, что малыш погиб?
Вуд кивнул утвердительно.
– Когда это случилось?
– Это можно установить по времени крушения – единственная дата, которой я располагаю. Ребенок пропал в августе… Да, в августе 1890 года.
Лицо Джима разочарованно вытянулось.
– А я надеялся сообщить вам, что ребенок еще жив! – сказал он в задумчивости. – Однако боюсь, даты не сходятся…
– Думаю, что это не первое преступление Беллами такого рода. В продолжении пяти-шести лет я выследил два таинственных исчезновения, и в обоих случаях это были дети людей, выступивших против него. А как я вам уже сказал, цель его жизни – безграничная власть!
– Может быть, мистер Вуд, вы расскажете мне еще кое-что?
Вуд покачал головой.
– К сожалению, не могу.
– Как звали отца этого малыша?
– Я не могу сказать вам даже этого…
– Почему, господин Вуд?
– Потому что на мне лежит известная ответственность.
Джим перевернул страницу в маленькой записной книжке, где он делал записи.
– Перейдем тогда к другой теме, пожалуй, менее мрачной? Вы дружили с племянником старика Беллами?
Вуд снова кивнул.
– Да, я был его близким другом.
– Он погиб в воздушном бою… Кажется, над Ганновером?
– Да. Во время воздушной разведки.
– Говорил он когда-нибудь о своем дяде?
– Никогда!
– А имел он что-нибудь против него?
– Это мне неизвестно. Он никогда об этом не говорил.
– Но вы знали, что он племянник старого Беллами?
