некоторые люди не могут пить и вести себя как подобает джентльменам.
— Сойока? — повторила Эльза. — Майор Эмери…
— Он либо Сойока, либо его главный представитель.
— А мистер Тэппервиль?
— Он никто! — нетерпеливо бросил Ральф. — Тэппервиль просто мой банкир и совершенно случайно — банкир Эмери. Он сказал мне, что ему не нравится держать счет Эмери у себя в банке. Это все, что он мне сказал. Эмери как-то узнал это, и сегодня его шайка решила проучить Тэппервиля. И я могу доказать это! Завтра Эмери ликвидирует свой счет в банке Стеббинга! Боже! Если бы я только знал…
Глаза его блестели, голос дрожал от возбуждения. Что касается девушки, то сделанное только что открытие вызвало у нее депрессию.
— Это слишком ужасно, слишком ужасно! — тихо сказала она. — Я не могу поверить, чтобы люди были такие ужасные. Эти деньги, Ральф, это были деньги… — она колебалась, — которые вы с дядей…
Гримаса плохо скрытого отвращения рассердила Ральфа.
— Нельзя так относиться к этому! — сказал он. — Я же говорю вам, что это чисто коммерческое дело! Противозаконное, может быть, но ведь многое делается против закона. Это не хуже, чем контрабанда спиртных напитков, а я знаю нескольких весьма порядочных людей, которые зарабатывают хорошие деньги…
— О, только не порядочных, нет!
Она встала.
— Мне надо будет обдумать это, — прибавила она и пошла к себе в номер.
В мыслях ее был полный сумбур.
Глава 23
Надевая туфли перед тем как идти в ненавистную контору, Эльза пришла к одному весьма определенному выводу: ее связь с фирмой Эмери фактически прекратилась.
Каким он покажется ей теперь, когда она знает, кто он такой, знает, что он — человек, живущий горем других, что он мог избить безобидного человека только за то, что тот нарушил какое-то банковское правило?
Явившись на звонок Эмери, Эльза подумала: как странно, что он имеет такой же вид, как всегда. Ей представлялось, что теперь, когда многое об Эмери, стало известно, она обнаружит наглядные признаки его гнусности. На лице его должно быть написано что-то, что выдаст его злые мысли. Однако он был такой же, как всегда, и ни в манерах, ни в его тоне не было заметно ни малейшего изменения, если не считать того, что он был с ней любезен.
— Я премного обязан вам за то, что вы пришли вчера вечером, — сказал он. — Очевидно вы будете рады узнать, что мистер Тэппервиль великолепно провел ночь, и доктор думает, что через несколько дней он уже сможет пойти в свой банк.
Была ли в его тоне скрытая насмешка? Эльзе показалось, что да, и она могла лишь подивиться его холодной жестокости.
— А какое утешение дал вам Халлам? — продолжал Эмери.
— Вы следите за мной слишком внимательно, майор Эмери, — спокойно сказала Эльза. — Я просила доктора прийти не для того, чтобы утешать меня.
— Но вы просили его прийти, да? Я знал, что вы можете это сделать. Известие о печальной участи Тэппервиля произвело на него впечатление? Я вижу, что вы не склонны говорить об этом. Займемся письмами…
Вопрос, однако, продолжал занимать его и по истечении получаса, ушедшего на диктовку писем, так как он спросил:
— Вы рассказали ему не обо всем, что вчера произошло?
Ответ последовал незамедлительно и резко.
— Я не рассказала ему об испачканном кровью «сжамбоке», который я нашла на полке с бумагой!
Эльза готова была откусить себе язык. Фраза была уже наполовину сказана, когда она спохватилась, но было слишком поздно…
Ни один мускул лица Эмери не дрогнул. Его серьезные глаза были неподвижны.
— Я интересовался, где вы нашли бумагу. Видите ли, я по забывчивости не оставил нужные бумаги на столе. Вы, вероятно, находите меня ужасным?
— Я нахожу, что вы совершенно ужасны, — сказала Эльза. — Могу я быть свободна?
— Вы находите, что я совершенно ужасен, да? Так же считают другие и будут считать. Что касается Тэппервиля, он должен был быть немного более сдержан.
— О! — воскликнула Эльза. — Значит, вы признаете это?
Он кивнул.
— Урок не пропадает даром, — сказал он.
Эльза едва сознавала, спит она или бодрствует, когда села за машинку. Сердито стуча по клавишам, она надеялась, что новая секретарша Эмери будет достаточно смела, чтобы сбить с него спесь. Она молилась о том, чтобы несчастная женщина (ни один мужчина не выдержал бы у него и недели) нарушила все его правила — открывала его письма и распечатывала посылки (он это не позволял делать никому, кроме себя). Она представляла себе Горгону с непроницаемым лицом и с каменным сердцем, которая властно усмирит его…
Она была занята выдумыванием особого типа секретарши, когда раздался резкий звонок. Она помчалась в кабинет тирана.
— Я забыл об этом письме. Пишите:
«Управляющему банка Стеббинга.
Милостивый Государь!
Я сегодня закрываю счет в банке Стеббинга и прошу перевести остаток на мой счет в банке «Норзен и Мидланд». Кроме того, я уполномочиваю Вас вручить подателю стальную шкатулку, хранящуюся в банке на мое имя. Расписка подателя, мистера Фенг-Хо, бакалавра естественных наук, равносильна моей.
Эльза вернулась к своей машинке окончательно убежденная, что все, что пророчил Ральф, сбылось. Эмери закрывал свой счет в банке Стеббинга!
Поль Эмери снова был предметом разговора между двумя людьми, из которых один имел основания ненавидеть, а другой — подозревать его. Мистер Тэппервиль лежал посредине своей большой кровати, являя живописную картину. В своей забинтованном руке он держал золотой флакон с нюхательной солью, так как у него зверски болела голова. Тем не менее он довольно охотно принял Ральфа Халлама и рассказал ему свои злополучные похождения. Ральф проявил весьма большое сочувствие и интерес. Но одно упоминание о том, что виновником нападения на него был не кто иной, как сам Поль Эмери, привело мистера Тэппервиля в возмущение, как будто его собственная порядочность была опорочена.
— Чепуха, милейший, чепуха! — сказал он так резко, как только ему позволяла головная боль. — Эмери не было даже поблизости! Я ясно видел нападавших на меня людей. Может быть, был еще третий человек, но я очень в этом сомневаюсь. Даже шофера не было в автомобиле. С чего бы Эмери стал нападать на меня?
— Мне это показалось возможным, — сказал Ральф. — Эмери — дикий человек.
— Ерунда! Чушь! Чушь! Простите мне резкость моих выражений, милейший Халлам, но, право, бессмысленно спорить об этих двух несчастных убийцах! Я ручаюсь, что ни один из них не был Эмери!
Ральф не стал настаивать.
— 8 то же время, — продолжал мистер Тэппервиль, — я сознаюсь, что как клиент майор Эмери мне не нравится, и я воспользуюсь любым поводом, чтобы избавиться от его счета.
— Я думаю, он избавит вас от хлопот, — сухо бросил Ральф.
— Почему?
— Потому что… ну, потому что… — Ральф взял письмо, которое показал ему Тэппервиль, прочел четыре слова и улыбнулся.
