менять курс, чтобы не врезаться в 'Юнкерс'. Всякий раз, когда один из них попадал в стеклышко прицела — а это случалось почти беспрерывно, — он стрелял. Но они так быстро выплывали из прицела и заменялись другими, что о результатах своей стрельбы он не успевал узнать ничего. Он только видел, что они боятся его и шарахаются от него в стороны, как коровы от собаки, ворвавшейся в стадо. Это открытие доставило ему наслаждение, и он метался между ними, сбивая их в кучи и разгоняя.
В этой сумятице он давно забыл о том, что надо следить за Рассохиным, и давно потерял из виду и его и остальных товарищей. Но он чувствовал, что они здесь, неподалеку, когда 'Юнкерсы' без видимой причины начинали метаться, почти наскакивая друг на друга. Обернувшись, он прямо у себя в хвосте заметил самолет Серова и удивился, как это Серов не потерял его в такой толчее.
Далеко под собой он видел узенькие щепочки кораблей, видел медленно и косо падающие бомбы, видел появлявшиеся рядами на гладкой поверхности моря белые пятнышки взрывов. 'Юнкерсы' бомбят, но не попадают. Сбрасывают бомбы, не долетев! Так вот что значит — не давать бомбить прицельно! Их всего шесть человек, но всё-таки они добились своего, и бомбы упали в воду! И возбужденный, обрадованный, Лунин метался среди шарахающихся 'Юнкерсов', стреляя почти без перерыва.
Каждый 'Юнкерс', сбросив бомбы, сейчас же поворачивался и уходил назад, к туче. Уходя, они уже не держались вместе, пачками, а, напротив, разбредались в разные стороны, как бы избегая друг друга. Все они тянулись к туче, но до тучи было теперь не так близко, как раньше. Во время боя она отошла, отодвинулась к югу, со всеми своими зубцами, вершинами, башнями, и весь южный берег был теперь залит солнцем, озарявшим стелющиеся и мечущиеся дымы пожаров.
Вокруг Лунина вдруг стало пустынно. Он глянул туда, сюда, — ни одного 'Юнкерса' вблизи. Его поразила такая перемена, и он не сразу понял, что она означает. Он был возбужден боем, ему хотелось догонять, стрелять. Те 'Юнкерсы', которые он видел, были далеко от него и друг от друга, и он ежесекундно менял курс, не зная, какого из них выбрать для нападения. Они все двигались к югу на разных высотах, и он тоже уже перемахнул через береговую черту. Оглядываясь, он всякий раз видел за собой самолет Серова, повторявший все его повороты.
И вдруг, повернув, Лунин неожиданно заметил два 'Юнкерса', которые двигались вместе, крыло к крылу, метрах в четырехстах от него. Он устремился прямо к ним, с наслаждением видя, как они растут в стекле прицела. С обоих 'Юнкерсов' вели по нему огонь, но он не обратил на это внимания. Он подошел к левому 'Юнкерсу' слева и дал очередь по его левому крылу. Он чуть не налетел на 'Юнкерс', но в последнее мгновение взял ручку на себя и пролетел над ним. Стараясь завернуть покруче, он на повороте видел, как Серов выстрелил в тот же 'Юнкерс' и тоже пролетел над ним.
Густой черный дым валил из левого 'Юнкерса' и заволакивал его всего. Горя, 'Юнкерс' медленно двигался на одном моторе. Правый 'Юнкерс' опережал его с каждым мгновением, и оба они приближались к туче, которая уже совсем недалеко, загородив половину неба, вздымала свои зубчатые башни.
'Не дать ему уйти, — думал Лунин, глядя на горящий 'Юнкерс'. — Ударить один раз, и ему конец!'
Обернувшись, чтобы посмотреть, идет ли за ним Серов, он далеко за Серовым, над морем, увидел самолет Рассохина. Рассохин раскачивал свой самолет с крыла на крыло. Лунин хорошо знал, что это значит: Рассохин зовет всех своих летчиков к себе. 'Сейчас! — подумал Лунин, охваченный охотничьим азартом. — Подожди немного! Я только ударю разок по 'Юнкерсу' и догоню тебя!'
Он очень торопился, потому что туча была уже совсем рядом. Но горящий 'Юнкерс' оказался неповоротлив и сразу попал в прицел. Лунин решил бить наверняка и нажал гашетку пулемета, когда до 'Юнкерса' оставалось не больше ста метров. Но выстрела не получилось: пулемет отказал.
Это было как колдовство, как в дурном сне. До сих пор пулемет работал превосходно. Что с ним случилось? Лунин проскочил над горящим 'Юнкерсом' и стал сразу заворачивать, чтобы как можно скорее снова поймать его в прицел.
Белесые космы тучи уже почти касались 'Юикерса', когда Лунин опять нажал гашетку. Никакого результата! Пулемет отказал снова. На предельной скорости Лунин ворвался в густой туман, и сразу всё исчезло — и 'Юнкерсы', и земля, и небо, и море.
Вот досада! Несколько мгновений он из упрямства еще мчался вперед в непроглядном тумане. Он не видел даже плоскостей своего самолета. Было ясно, что найти 'Юнкерс' в этом гигантском клубе пара немыслимо. Теперь всё внимание его было направлено на пулемет. Если бы пулемет не отказал в самую последнюю минуту, 'Юнкерс' был бы сбит. Он еще раз нажал гашетку. Пулемет молчал. И вдруг он всё понял. Пулемет в порядке, просто вышли все патроны. Он слишком много и нерасчетливо стрелял во время боя.
Тут только он вспомнил о Рассохине. Они, наверно, уже подходят к аэродрому. Продолжать погоню бессмысленно, надо немедленно возвращаться. Ориентируясь по приборам, он повернул и сквозь туман помчался назад, на север.
Вдруг наступила тишина.
Сумрачно и безмолвно, словно он попал на дно моря.
Почему здесь так тихо?
Да ведь это замолк мотор!
Он чувствовал, что теряет высоту. Он шел всё вниз и вниз сквозь тишину, сквозь клубящуюся толщу пара.
Что случилось с мотором?
Пуля попала в мотор, когда он гонялся за 'Юнкерсами'!
Мотор, видимо, поврежден был не очень сильно, потому что вдруг он снова заработал. Лунин полетел к северу, набирая высоту. Но это продолжалось несколько мгновений. Мотор опять затих, и Лунин вновь стал опускаться планируя.
Так повторилось несколько раз: мотор то оживал, то замолкал. Наконец он замолк окончательно. Лунин изо всех сил тянул к северу, к морю. Побережье еще не захвачено немцами. Но, по правде сказать, он смутно представлял себе, где он находится, и мало надеялся дотянуть, потому что самолет с каждой секундой терял высоту.
Когда Лунин вышел наконец из тучи, он увидел море впереди, километрах в десяти — двенадцати. Но высоты оставалось метров восемьсот, дул слабый встречный ветер, и дотянуть до берега не было никакой надежды. Внизу под собой он видел лес и ползущий по нему дым, словно запутавшийся в щетине елок. Кто в этом лесу и что в нем происходит, определить он не мог.
Он внимательно вглядывался, стараясь найти какую-нибудь полянку для посадки, но полянок вблизи не было, — всё лес да лес. Он видел дорогу, вьющуюся по лесу, и деревушку, стоявшую вдоль этой дороги. Он потянул бы к деревушке, где можно сесть на выгон или на огород, если бы знал, что там нет немцев. Если там немцы, лучше садиться прямо на елки.
И вдруг он увидел ползущую по дороге машину, полную солдат. Красноармейцы! У него отлегло от души. Опускаясь, он уверенно тянул к деревушке.
Посадка оказалась исключительно трудной. То, что он принял вначале за выгон, было в действительности вырубкой со множеством пней. Проплывая над пнями, он чуть было не сел на капустное поле. Но поле было слишком узко, и, перемахнув через плетень, он выскочил на дорогу, сел в дорожную пыль и остановился в пяти метрах от ближайшей избы.
Запахи и звуки земли сразу охватили его. Приторно пахло гарью: лес, начинавшийся тут же, у дороги, был полон дыма, клубившегося в ветвях. Снаряды, незримые, с пронзительным воем неслись над деревней. Этот вой всякий раз возникал где-то на севере, у моря, потом стремительно приближался, взвизгнув над самой головой, и уходил на юг, чтобы потонуть в гулком взрыве, от которого вздрагивал воздух. Это дальнобойная артиллерия наших кораблей вела огонь по наступающим немцам.
Лунин выскочил из кабины и кинулся осматривать мотор. Он сразу нашел повреждение, — он еще в воздухе понял, что произошло. На аэродроме Лунин исправил бы такое повреждение в две минуты, но здесь у него ничего не было под руками.
Обернувшись, он увидел двух мальчиков, босых и белоголовых, которые стояли на краю канавы и жадно разглядывали самолет. Одному было лет одиннадцать, другому — лет пять.
— Есть у тебя копейка? — спросил Лунин мальчика постарше.
— У меня рубль есть, — ответил тот и, пошарив в кармане, протянул Лунину рублевую бумажку.
— Нет, мне нужна копейка, — сказал Лунин. Маленький на крошечной ладошке протянул Лунину
