двадцать лет у них накопился целый арсенал.
– А как попала на остров пушка?
– Пушка им досталась в одно время со мной, – объяснил Синглтон. – Двадцать лет назад я был матросом на одном купеческом корабле. Наш корабль сел на мель возле острова Тонгатабу. Большую часть нашей команды во главе с капитаном островитяне заманили в лес и там убили. Нас на корабле осталось всего тридцать человек. С мели сняться мы не могли. Когда у нас вышла пресная вода, мы сдались. Захватив и разграбив корабль, островитяне свезли на берег и нашу единственную пушку.
– А что же стало с вашими товарищами? – спросил Дюмон Дюрвиль.
– Большая часть была убита еще в первый год нашей жизни на острове. Кой-кому удалось впоследствии попасть на проходившие мимо суда. Теперь я остался здесь один.
– А вы отчего не уехали, Синглтон?
– Ах, сэр! – вздохнул Синглтон. – Я живу на этом острове уже двадцать лет. У меня здесь жена и дети. Вожди обращаются со мной почти как с равным. А что меня ждет в Англии? Родные мои уже, верно, умерли, и денег у меня нет ни гроша. Видно, мне суждено умереть на этом острове.
На шестнадцатый день, 22 апреля, буря улеглась и ветер переменил направление. Якоря были подняты, и при громких криках моряков корабль отошел от рифа.
Дюмон Дюрвиль повел «Астролябию» в бухту, в которой останавливался д’Антркасто. Теперь, когда опасность миновала, он решил приступить к главной своей задаче – розыскам следов пребывания Лаперуза на острове.
Дюмон Дюрвиль обратился за помощью к Синглтону.
– Неужели у вас на острове нет ни одного человека старше пятидесяти лет? – спросил он.
Синглтон задумался.
– В центральной области острова живет одна старуха, по имени Томага, – ответил он. – Сколько ей лет, я не знаю, но она гораздо старше всех здешних жителей. Она дочь царя Тубо, который, по преданию, правил островом полвека назад. Островитяне считают Томагу колдуньей и раз в год съезжаются к ней на поклон.
– Ведите меня к ней, Синглтон, – сказал Дюрвиль. – Я хочу поговорить с Томагой.
Но отправиться в глубь острова было опасно. Дюмон Дюрвиль стал уговаривать обоих вождей, Палу и Тагофу, остаться на корабле до его возвращения в качестве заложников.
– Я хочу поклониться вашей великой колдунье Томаге, – объяснил он вождям. – Оставайтесь пока на корабле. А вернувшись, я вас выпущу и щедро награжу.
К его удивлению, вождей не пришлось долго уговаривать. Палу и Тагофа сразу согласились. Их с почетом заперли в капитанской каюте и, чтобы они не скучали, дали им множество разных сластей: изюму, пастилы, пряников и засахаренных орехов. У дверей каюты был поставлен вооруженный караул, который должен был сторожить заложников.
Дюмон Дюрвиль с небольшим отрядом моряков подошел к берегу на двух шлюпках. Их сразу окружила несметная толпа вооруженных островитян. Но они держали себя очень дружелюбно.
– Пока Тагофа и Палу на корабле, вы в безопасности, – говорил капитану Синглтон. – Воины, опасаясь за жизнь своих вождей, не посмеют дотронуться до вас пальцем.
Небольшой отряд моряков направился в глубь острова. Остров был густо населен.
Дюмон Дюрвиль прошел через много деревень, оставил за собою много пашен и кокосовых рощ. Наконец он увидел зеленый холм, на вершине которого стояла хижина. В этой хижине, вдали от всех, жила колдунья Томага.
Томага вышла навстречу гостям. Это была сморщенная, лысая, крохотная старушонка с умными, подвижными глазами. Дюмон Дюрвиль подарил ей топор, бусы и кусок красного сукна.
Завязался разговор. Синглтон служил переводчиком. Дюмон Дюрвиль стал задавать колдунье вопросы.
– Помнишь ли ты Кука, Томага? – спросил он.
– Помню, помню, – прохрипела старуха. – Кук был первый бледнокожий предводитель кораблей, который посетил нас. Я тогда была совсем маленькая девочка. Вот такая!
И она показала Дюмону Дюрвилю на стоявшую в толпе девочку лет семи-восьми.
– А помнишь ли ты, Томага, д’Антркасто? – продолжал спрашивать Дюмон Дюрвиль.
– Ну, его я помню отлично, – ответила колдунья. – Когда он приехал, я была уже замужем. Мой отец, Тубо, властелин всего Тонгатабу, устроил в его честь праздник на берегу залива. Я тоже была на этом празднике. Мы сначала пели, потом плясали, потом выпили очень много кавы.
«Отличная память у этой старухи», – подумал Дюмон Дюрвиль.
И задал ей третий вопрос:
– Скажи, Томага, а не видала ли ты здесь каких-нибудь кораблей после Кука, но раньше д’Антркасто?
– Да, – ответила старуха. – После Кука, но раньше д’Антркасто к Тонгатабу подходили два корабля, на которых было очень много пушек. Командира этих кораблей мы называли Луиджи. Он приехал на берег и подарил моему отцу много железа. Отец принял его очень хорошо, но один воин убил младшего брата Луиджи и отнял у него молоток. Все младшие братья Луиджи стали стрелять и убили много наших воинов. Тогда Луиджи увел своих младших братьев на корабль и уплыл в море.
– Не помнишь ли ты, какое знамя было на кораблях Луиджи, – с красными полосами, как у Кука, или белое, как у д’Антркасто?
– Помню, – твердо сказала колдунья. – На кораблях Луиджи было белое знамя.
– Это был Лаперуз, – решил Дюмон Дюрвиль. – На фрегатах Лаперуза развевались белые знамена королевской Франции!
Он попрощался с Томагой и пошел назад, потрясенный всем услышанным.
Синглтон покинул его, обещав к вечеру приехать на корабль. Дюмон Дюрвиль сам повел свой отряд на берег, сопровождаемый большой толпой.
На берегу матросы, которых он оставил сторожить шлюпки, доложили ему, что в его отсутствие островитяне вели себя беспокойно и угрожающе. Капитан приказал немедленно спустить обе шлюпки на воду и ехать. Но тут оказалось, что одна из шлюпок, меньшая, рассохлась и течет. Ее необходимо было законопатить.
Дюмон Дюрвиль сел в большую шлюпку, а маленькую оставил матросам для починки.
– Когда почините, вернитесь на корабль, – сказал он и отбыл.
Подходя к кораблю, он заметил на берегу суматоху.
Матросы, чинившие шлюпку, подверглись нападению толпы вооруженных ружьями островитян. Они связали моряков канатами и утащили в лес.
– Хорошо же! – вскричал Дюмон Дюрвиль. – За это предательство мне ответят ваши вожди! – и поднялся на палубу.
К нему подошел старший лейтенант, бледный и взволнованный.
– Капитан, – доложил он, отдавая честь, – вождь Тагофа сбежал.
– Как! – вскричал Дюмон Дюрвиль. – Ведь я приказал сторожить их!
– Мы сторожили у дверей каюты, – ответил лейтенант, – но он, очевидно, выпрыгнул в иллюминатор и уплыл.
Тут только Дюмон Дюрвиль понял, какой он сделал промах. Он забыл, что всякий полинезиец с легкостью может проплыть полторы мили, отделяющие корабль от берега.
– А Палу?
– Палу тоже хотел выпрыгнуть, но он слишком толст. Он застрял в иллюминаторе, словно пробка, и ни взад, ни вперед. Нам пришлось рубить топором раму, чтобы втащить его в каюту. Я приказал надеть на него кандалы и бросить в карцер.
На берегу все было в смятении. Островитяне толпились вокруг своей единственной пушки. В подзорную
