здоровье, Резанов и японский сановник расстались.
Вторая встреча, деловая, должна была состояться на следующий день, 5 апреля.
Резанова во второй раз внесли под балдахином в дом сановника. После новых приветствий и изъявлений вежливости приступили к делам. Представитель японского правительства прочитал длинное, чрезвычайно торжественное послание, подписанное японским императором. Переводчики перевели слова послания на голландский язык.
В послании японский император запрещал впредь русским судам посещать японские порты и отказывался подписывать какой бы то ни было торговый договор. Мало того, он не хотел даже принять привезенные ему из России подарки.
В японской ответной грамоте говорилось:
«Могущественный государь российский посылает посланника и множество драгоценных подарков. Приняв их, властелин японский должен бы, по обычаям страны, отправить посольство к императору России с подарками, столь же ценными. Но существует запрещение жителям и судам оставлять Японию. К тому же Япония не столь богата, чтобы ответить равноценными дарами. Следовательно, властелин японский не может принять ни посланника, ни подарки».
Итак, первое русское посольство в Японию должно было вернуться на родину, ничего не добившись.
Впрочем, в послании своем японский император был очень любезен. Он обещал бесплатно снабдить русский корабль на два месяца провизией и сверх того дарил русским морякам две тысячи мешков соли, две тысячи маленьких шелковых ковриков и сто мешков пшена.
Провизию, соль, пшено, шелковые коврики – все это японцы доставили на корабль в несколько дней. Резанов покинул свой дом и вернулся на корабль вместе с зеркалами, которых никому не пришлось нести на руках в Иеддо.
Несчастные японцы, привезенные из России, получили наконец право оставить корабль и сойти на берег. С огорчением покидали они «Надежду». Родина встретила их неприветливо, они не скрывали, что опасаются за свое будущее.
18 апреля 1805 года «Надежда» вышла из Нагасакской гавани.
– Возвращайтесь на Камчатку вдоль восточных берегов Японии, – говорили Крузенштерну японцы перед отъездом. – Вдоль западных берегов мы иностранцам плавать не позволим.
Оказавшись снова в открытом море, моряки вздохнули с облегчением. Тяжелый семимесячный гнет кончился, они опять чувствовали себя на свободе. Здесь Крузенштерн не обязан был слушаться японских приказаний. И, отойдя верст на пятьдесят от Нагасаки, он внезапно решил идти на север запрещенным путем, как раз вдоль западных берегов Японии.
Он, в сущности, ничем не рисковал. Порох ему перед отъездом вернули, и пушки «Надежды» были теперь так же опасны для врагов, как прежде. Он видел в Нагасаки японский флот и знал, что у японцев нет ни одного судна, способного тягаться с «Надеждой» в быстроте и силе, – значит, нечего опасаться погони. Испортить таким непослушанием дипломатические отношения между Японией и Россией он тоже не боялся, потому что японцы сами не хотели иметь с Россией никаких дипломатических отношений.
А привлекательного в этом пути было очень много.
Во-первых, этим путем не проходил еще ни один европейский мореплаватель, кроме Лаперуза, который держался все время возле берегов Азиатского материка и поэтому мог сообщить очень мало сведений о Японии. Западное побережье Японии было известно только по японским и китайским картам, а Крузенштерн уже имел случай судить об их точности. Даже число главных островов Японского архипелага вызывало в те времена споры географов.
Во-вторых, путь этот вел к острову Сахалин, который тогда был, пожалуй, одним из самых неисследованных мест земного шара. Кроме Лаперуза, никто из европейцев Сахалина не посещал. Лаперуз исследовал только небольшую часть побережья Сахалина. Он утверждал, что Сахалин – остров. Но многие географы того времени не соглашались с ним и утверждали, что Сахалин не остров, а полуостров, соединенный с Азиатским материком узким перешейком.
В-третьих, этот путь был, по предположению Крузенштерна, короче пути вдоль извилистых восточных берегов Японии. И понятно, что Крузенштерн не хотел упускать случай пройти этим путем.
«Надежда» под всеми парусами вошла в Корейский пролив.
20 апреля увидели остров Цусима, лежащий в самом конце Корейского пролива. Занеся тщательно берега Цусимы на карту, Крузенштерн вывел свой корабль в Японское море и направился дальше на север. Сначала он из осторожности старался держаться в открытом море, вдали от берегов, но потом, достигнув 39° северной широты, решил свернуть к востоку и поискать берег Японии.
1 мая снова увидели землю. Это был безусловно остров Хондо,[11] самый большой из островов Японии. Берег вдавался в море длинным мысом, на котором стояла дымящаяся гора – большой вулкан. «Надежда» обогнула мыс и пошла дальше к северу, не теряя уже берега из виду, но осторожно держась от него на довольно большом расстоянии. Впрочем, ничего опасного морякам заметить не удалось – море было пустынно, а северная часть Хондо, загроможденная горами, казалась необитаемой.
Через два дня увидели на берегу маленький японский городок, расположенный в цветущей долине. Поля вокруг городка были так же усердно обработаны, как на Кю-Сю. На склонах холмов росли небольшие темно-зеленые рощи. В устье речки возле городка стояло много больших лодок. Очевидно, жители этого побережья занимались рыболовством.
Крузенштерн не хотел попадаться на глаза японцам и, увидя городок, повернул от берега. Но в городке успели заметить большой иностранный корабль. Японцы послали ему вдогонку шесть лодок, в каждой из них сидело человек по тридцать. Ветер в тот день был очень слабый, и лодки, мчавшиеся на всех веслах, догоняли корабль. Крузенштерн приказал на всякий случай зарядить пушки. Он не знал, какие намерения у людей, гнавшихся за ним. Наконец лодки поравнялись с кораблем. Крузенштерн крикнул им в рупop несколько учтивых японских приветствий, которым научился в Нагасаки, но японцы ничего не ответили. Они обошли на своих лодках вокруг корабля и направились обратно к берегу. Очевидно, русский корабль показался им очень большим, и они решили с ним не связываться.
На другой день к вечеру Крузенштерн увидел наконец Цугарский пролив,[12] отделяющий Хондо от Хоккайдо, самого северного острова Японии. Точное положение этого пролива не было тогда еще известно европейцам, и поэтому Крузенштерн истратил весь следующий день на изучение его.
Затем, войдя опять в Японское море, он отправился дальше, к северу, вдоль западных берегов острова Хоккайдо.
Здесь уже были совсем неведомые края. Каждый мыс, каждый залив был для него неожиданностью. Однажды ему даже почудилось, что он открыл новый пролив, который разделяет Хоккайдо на две части. Если бы это было так, пришлось бы признать, что Хоккайдо не один, а два острова. Двое суток потратила «Надежда» на исследование предполагаемого пролива. Но в конце концов оказалось, что это не пролив, а большой залив, врезающийся в сушу.
10 мая «Надежда» наконец достигла самой северной точки острова Хоккайдо и вошла в пролив Лаперуза, который отделяет Хоккайдо от Сахалина. Погода стояла туманная, и сахалинский берег не был виден.
За все плавание вдоль берегов Хоккайдо Крузенштерн ни разу не заметил на этом острове человеческого жилья и пришел к выводу, что этот большой японский остров почти необитаем. А если так, то кто ему может помешать высадиться на берег?
И он стал искать подходящую бухту.
Бухта нашлась очень скоро, вполне подходящая для стоянки. Но в одном Крузенштерн ошибся. Хоккайдо был обитаем. Когда «Надежда» обогнула мыс и вошла в бухту, навстречу ей попалась небольшая лодочка, в которой сидел человек.
– Это не японец, – сказал Ратманов, смотревший в подзорную трубу.
Действительно, человек, сидевший в лодке, был совсем не похож на японца. Японцы выщипывают свои
