Он не знал, что скоро их останется еще меньше.
Вечером они подошли к небольшой деревне, расположенной, как все и-пу новозеландцев, на вершине холма. Рутерфорд решил сначала, что это и есть деревня Эмаи. Но Эшу объяснила ему, что это деревня Патама, а до деревни Эмаи еще два дня пути.
Вождь Патам встретил их со всеми своими подчиненными перед деревней. После обычных приветственных воплей отряд Эмаи вошел в калитку частокола. За частоколом находилось всего двенадцать хижин. Жители деревушки столпились вокруг пленников. Патам был любопытен не меньше остальных. Он ощупал моряков с ног до головы, громко восхищаясь белизной их кожи. Затем на радостях он подарил им большую жирную свинью.
Матросы обрадовались подарку и решили сейчас же поесть свинины, потому что успели проголодаться. Джон Смит заколол свинью своим ножом. Новозеландцы, стоявшие кругом, не одобрили такого способа убивать свинью и громко возмущались. Они обыкновенно не колют своих свиней, а топят в реке, чтобы не вытекала кровь, которую они считают необыкновенным лакомством. Поступок Джона Смита казался им глупым и расточительным. Они с негодованием смотрели, как драгоценная кровь текла на землю. Когда моряки оттащили свиную тушу в сторону, многие дикари опустились на четвереньки и принялись лизать окровавленный песок.
Но негодование новозеландцев нисколько не смутило моряков. Они спокойно сварили часть свиного окорока в котле и наелись до отвала. Остальное мясо они сложили про запас в четыре корзины, которые Рутерфорд выпросил у женщин.
Спать легли только в полночь. Деревня Патама была так мала, что гости с трудом разместились в ней на ночлег.
Белым не могли, конечно, предоставить отдельную хижину, и их разместили по разным. Как потом оказалось, новозеландцы сделали это намеренно. Рутерфорд и Джек Маллон спали вместе с Эмаи и Эшу, а Джефферсон и Джон Смит – вместе с Патамом и его семьей. Ночью Эмаи несколько раз вставал и выходил из хижины. Но Рутерфорд не придал этому никакого значения. Он очень устал за день и спал крепко.
Рутерфорда и Джека Маллона разбудили рано утром. Взяв котел и корзины с мясом, они вышли на улицу. Воины Эмаи тотчас же окружили их и вывели за частокол. Там они увидели Джефферсона. Он стоял один, угрюмый, молчаливый, держа под мышкой свою корзину с мясом. Джона Смита рядом с ним не было.
– Где Смит? – встревоженно спросил Рутерфорд, подбегая к Джефферсону.
– Не знаю. Его увели, – ответил Джефферсон равнодушно.
Рутерфорд схватил Джефферсона за плечи и сильно встряхнул его.
– Как не знаешь? Куда увели? – закричал он.
Но Джефферсон взглянул на товарища спокойным невидящим взором и ничего не сказал.
Рутерфорд понял: Эмаи подарил Джона Смита Патаму.
Переход в этот день был особенно труден. Тропинка шла все время в гору. Разлука с товарищами привела Рутерфорда и Джека Маллона в отчаяние. Чего им ждать, на что надеяться? Что могут они сделать в одиночку, разбросанные по всей стране?
Рутерфорда давно уже беспокоил Джефферсон. В его молчании, в его ответах невпопад было что-то странное. Теперь он вдруг изменил своей обычной молчаливости и стал бормотать себе тихо под нос. Рутерфорд прислушался к этому бормотанию и с удивлением заметил, что Джефферсон произносит совершенно бессмысленный набор слов. Редко-редко он отвечал на вопросы товарищей. Большей частью он просто не слышал, что ему говорят, и продолжал бормотать.
На следующее утро пришлось расстаться и с беднягой Джефферсоном. Его оставил себе вождь Вана, в деревне которого они провели вторую ночь своего печального путешествия. Эмаи, казалось, расплачивался пленниками за ночлег. Разлука моряков с Джефферсоном не обставлялась такими предосторожностями, как разлука с Томпсоном и Смитом. Пленников было теперь так мало, что Эмаи не опасался их и прямо объявил о предстоящей разлуке. Таким образом Рутерфорд и Джек Маллон получили возможность проститься с Джефферсоном.
– Прощай, Джефферсон, – сказал Джек Маллон и заплакал.
– Прощай, старый приятель, – сказал Рутерфорд, хлопая Джефферсона по плечу.
Но Джефферсон не сказал ни слова. Он равнодушно пожал руку друзьям и даже не обернулся, когда воины Вана повели его в хижину своего начальника.
– Он уже, кажется, перестал понимать, что происходит, – печально промолвил Рутерфорд, глядя вслед уходящему Джефферсону.
У Эмаи из шестерых пленников осталось только двое – Рутерфорд и Джек Маллон.
Третий день пути был самый трудный. Горные речки то и дело пересекали им дорогу. Их переходили вброд, по горло в ледяной воде. Камни вырывались из-под ног и с грохотом исчезали в глубоких ущельях. Даже могучие плечи Рутерфорда устали тащить тяжелый котел. А Джек Маллон совсем изнемог и громко жаловался на свою судьбу.
– Я уверен, что и нас разлучат с тобой, – причитал он. – А что я буду делать один? Я сойду с ума от ужаса. Ты, Рутерфорд, силен и хитер. Ты умеешь с ними ладить. А меня убьют через час после того, как я расстанусь с тобой...
Рутерфорд и сам боялся, что ему придется расстаться с Джеком Маллоном. Он подозвал к себе Эшу и тихонько спросил ее, не собирается ли Эмаи подарить их кому-нибудь, как он подарил остальных.
– Нет, – ответила девушка, – отец вас никому не подарит. Он говорил, что оставит себе самого сильного и самого молодого. Белому мальчику, которого ты ведешь с собой, отец будет давать очень много еды, чтобы он поскорее вырос и стал таким же большим и красивым, как и ты.
Эти слова успокоили Рутерфорда и утешили Джека Маллона.
– Быть может, нам когда-нибудь удастся бежать отсюда, – мечтательно произнес Джек Маллон. – Я вернусь в Дублин, к маме...
– Для того чтобы бежать, нам нужно жить на морском берегу, – ответил Рутерфорд, – а если мы убежим сейчас, с нами будет то же, что с Джоном Уотсоном, или еще хуже. Пока мы должны добиваться только одного: чтобы островитяне вполне нам доверили и позволили нам ходить всюду, где вздумается. Но до этого еще очень далеко.
После многочасовой ходьбы без единого привала пленники заметили на дальнем холме большую деревню. Узнав, что это деревня Эмаи, Рутерфорд и Джек Маллон облегченно вздохнули – значит, скоро конец этому утомительному путешествию и можно будет отдохнуть. Впрочем, деревня была еще очень далеко, и, прежде чем достичь ее, нужно было перебраться через две реки.
Первая река оказалась очень мелкой, и отряд перешел ее с легкостью, не замочив даже колен. На другой стороне лес был выкорчеван, и пленники увидели большое поле, засаженное репой, капустой, дынями, тыквами и какими-то незнакомыми им овощами.
На поле работало несколько женщин. Они разрыхляли кольями и каменными мотыгами землю для нового посева. Кол плохо приспособлен для копания земли, но лопат новозеландцы не знали. В Новой Зеландии все полевые работы лежали на женщинах, и Рутерфорд подивился, что им удалось такими неуклюжими орудиями взрыхлить такое большое поле.
Увидев приближающийся отряд, женщины издали прокричали свое обычное «айр-маре» и бросились со всех ног бежать в деревню, чтобы первыми принести радостную весть.
Следующая река, которая пересекала им путь перед самой деревней, оказалась широкой и глубокой. Рутерфорд впервые видел в Новой Зеландии такую большую реку. Как он впоследствии узнал, она называлась Вайкато. Через все прежние речонки они переходили вброд, но через Вайкато вброд перейти было невозможно. Из деревни им прислали несколько пирог. Пироги эти были вырублены из сосновых бревен и украшены сложной резьбой. К носу самой большой пироги была прикреплена на палке отрубленная женская голова, совершенно высохшая, с развевающимися по ветру волосами. В эту страшную пирогу сел Эмаи. Его спутники расселись по остальным пирогам, и флотилия на всех веслах понеслась к
