Я бросаю якорь с моего корабля лишь на короткое время,Мои посланные спешат от меня на разведки или возвращаются ко мне с донесениями.С острой рогатиной я иду на охоту за тюленем и белым медведем, прыгая через глубокие трещины, я хватаюсь за ломкие синие льдины.Я взбираюсь на переднюю мачту,Влезаю в бочонок для вахты,Мы плывем по северному морю, много света кругом,Воздух прозрачен, я смотрю на изумительную красоту,Необъятные ледяные громады плывут мимо меня, и я плыву мимо них, все отчетливо видно вокруг,Вдали беловерхие горы, навстречу им летят мои мечты,Мы приближаемся к полю сражения, скоро мы вступим в бой,Мы проходим мимо аванпостов огромного лагеря, мы проходим осторожно и медленно,Или мы входим в большой и разрушенный город,Развалины зданий и кварталы домов больше всех живых городов на земле.Я вольный стрелок, мой бивак у чужих костров.Я гоню из постели мужа, я сам остаюсь с новобрачной и всю ночь прижимаю ее к своим бедрам и к губам.Мой голос есть голос жены, ее крик у перил на лестнице,Труп моего мужа несут ко мне, с него каплет вода, он — утопленник.Я понимаю широкие сердца героев,Нынешнюю храбрость и храбрость всех времен,Вот шкипер увидел разбитое судно, в нем люди, оно без руля,Смерть в бурю гналась за ним, как охотник,Шкипер пустился за судном, не отставая от него ни на шаг, днем и ночью верный ему,И мелом написал на борту: «Крепитесь, мы вас не покинем».Как он носился за ними, и лавировал вслед за ними, и упорно добивался своего,Как он спас наконец дрейфовавших людей,Что за вид был у исхудалых женщин в обвисающих платьях, когда их увозили на шлюпках от разверстых перед ними могил,Что за вид у молчаливых младенцев со стариковскими лицами, и у спасенных больных, и у небритых мужчин с пересохшими ртами,Я это глотаю, мне это по вкусу, мне нравится это, я это впитал в себя,Я сам этот шкипер, я страдал вместе с ними.Гордое спокойствие мучеников,Женщина старых времен, уличенная ведьма, горит на сухом костре, а дети ее стоят и глядят на нее,Загнанный раб, весь в поту, изнемогший от бега, пал на плетень отдышаться,Судороги колют его ноги и шею иголками, смертоносная дробь и ружейные пули,Этот человек — я, и его чувства — мои.Я — этот загнанный раб, это я от собак отбиваюсь ногами,Вся преисподняя следом за мною, щелкают, щелкают выстрелы,Я за плетень ухватился, мои струпья содраны, кровь сочится и каплет,Я падаю на камни в бурьян,Лошади там заупрямились, верховые кричат, понукают их,Уши мои — как две раны от этого крика,И вот меня бьют с размаху по голове кнутовищами.Мучения — это всего лишь одна из моих одежд,У раненого я не пытаю о ране, я сам становлюсь тогда раненым,Мои синяки багровеют, пока я стою и смотрю, опираясь на легкую трость.Я раздавленный пожарный, у меня сломаны ребра,Я был погребен под обломками рухнувших стен,Я дышал огнем и дымом, я слышал, как кричат мои товарищи,Я слышал, как высоко надо мною стучали их кирки и лопаты,Они убрали упавшие балки и бережно поднимают меня.И вот я лежу на свежем воздухе, ночью, в кровавой рубахе, никто не шумит, чтобы не тревожить меня.Я не чувствую боли, я изнемог, но счастлив,Бледные, прекрасные лица окружают меня, медные каски уже сняты с голов,
