уходить со двора и почти ни с кем не заводила знакомств, вдруг пристрастилась к прогулкам со мною по самым многолюдным местам и при всякой возможности вступала в разговоры с кем придется, лишь бы только сказать между прочим: „Вот это мой сын, студент…“
Словно выйдя на волю после многолетнего заключения в тюрьме, она стала разговорчива, общительна, страшно любопытна ко всему окружающему.
Чернобровая, статная, с благородным профилем и величавой осанкой, она как будто впервые заметила свою красоту, впервые за многие годы купила себе новую шляпку, а на зиму сшила у портнихи „ротонду“ — модное пальто без рукавов. И даже побывала со мною и Марусей в театре — на гастролях знаменитого Фигнера.
Но недолго привелось ей гордиться своим сыном-студентом.
Вскоре в ее разговорах с людьми, с которыми она в ту пору встречалась, стала повторяться еще более гордая фраза: „Сын у меня, знаете, писатель…“
Так оно и было в действительности.
То, о чем я не смел и мечтать, что казалось мне высшим человеческим счастьем, выпало на мою долю нежданно-негаданно.
Местная газета напечатала у себя на страницах мой довольно длинный — и довольно нескладный — „эксиз“, и с этого времени началась моя литературная деятельность, которая длится без перерыва до настоящего времени уже шестьдесят с чем-то лет.
Теперь я по долгому опыту знаю, что быть писателем, пусть самым неприметным и скромным — это и вправду великое (хотя порою очень нелёгкое) счастье. Даже ту краткую повесть, которую вы сейчас прочитали, мне было так приятно писать. Ведь стоило мне сесть за письменный стол, взять перо и придвинуть к себе чистую бумагу, и мое далекое детство сразу вернулось ко мне, из старика я превратился в мальчишку, — и вот снова прыгаю, как дикарь, на гремучем железном листе, прикрывающем нашу помойку, снова скребу длинным шпателем раскаленную ржавую крышу, снова сижу верхом на высоком зубчатом заборе под сорокаградусным солнцем и ору во всю глотку:
„У-у-уточкин!“
И я буду еще более счастлив, если, читая эту книжку, вы вместе со мною полюбите мою бесстрашную, гордую мать, настоящую героиню труда, и милую Марусю, и Тимошу, и Финти-Монти, и Василия Никитича, и Циндилиндера, и дядю Фому. И — признаться ли? — для полного счастья мне хотелось бы, чтобы вы разделили со мною мою лютую ненависть к Прошке, к Шестиглазому, к Зюзе Козельскому, к Жоре Дракондиди, к Савелию, к Тюнтину и прочей отвратительной нечисти, которая хоть и вывелась из нашего быта, но еще не до конца, не совсем, не везде.
Теперь она пытается портить нашу жизнь под другими обличьями, но мне очень хочется думать, что теперь будет легче расправиться с нею, чем в ту темную и злую эпоху, которая изображена в этой повести.
Глава первая. Телефон
Глава вторая. „Да-да-да!“
Глава третья. Зюзя
Глава четвёртая. Невесёлая дорога
Глава пятая. Циндилиндер
Глава шестая. Мама. Дядя Фома
Глава седьмая. Снова в гимназии
Глава восьмая. За спиною у Муни
Глава девятая. „Ни в парадный, ни в чёрный!“
Глава десятая. Битва и победа
Глава одиннадцатая. „По-христиански, по-братски“
Глава двенадцатая. Из дома в дом
Глава тринадцатая. Премудрый совет
Глава четырнадцатая. Передышка
Глава пятнадцатая. Дракондиди
Глава шестнадцатая. При лунном свете
Глава семнадцатая. Понедельник
Глава восемнадцатая. Я становлюсь художником
Глава девятнадцатая. Я продолжаю учиться
Глава двадцатая. „Антипат“
Глава двадцать первая. Всё разлетается в прах!
Глава двадцать вторая. Жизнь начинается снова
Глава двадцать третья. Удивительный случай
Глава двадцать четвёртая. Где правда?
Глава двадцать пятая. Суд
Глава двадцать шестая. Перемены большие и малые
Эпилог
Примечания
1
Ледащо (
2
Квитка-Основьяненко Г. Ф. — украинский писатель, автор юмористического романа „Пан Халявский“
3
Сидит сапожник на табуретке, чинит лапти своего кума. Вдруг заскрипели двери, сначала в сенях, потом — в хате, и в хату вваливается кум
4
Жменя (