А как бы он повел себя, предложи жена ему такое? Скорее всего, постарался бы понять и согласился попробовать. Хотя это не имеет никакого значения — теперь ему окончательно ясно, что Лита о таком даже не заикнется.
— Знаешь, что странно? — Лита грустно улыбнулась Барту. — Я сейчас вспомнила, как долго и терпеливо ты объяснял мне, что брак — совсем не такая плохая штука, как говорят о нем. Сейчас ты пытаешься показать мне радости и прелести измены. Прости, но, боюсь, я не готова к такому шагу. Есть люди, для которых она не приемлема. Кажется, я из таких.
— Не стоит продолжать этот разговор. Во всяком случае, пока. Я надеялся, что ты поймешь меня, что тебе будет интересно хотя бы попробовать… Впрочем, неважно. Мы и так слишком много сказали друг другу. Время покажет, кто из нас прав. — Барт серьезно посмотрел на нее и взял за руку, которая уже перестала терзать плюшевую обивку кресла. — У меня неприятная новость для тебя. Я не могу уйти в отпуск сейчас.
— Почему, Барт?! Ведь я ушла! — Ну что за вечер! Неужели она и это должна выдержать!
— Подожди, Лита, выслушай меня. — Он сильнее сжал ее руку, словно пытаясь пожатием убедить ее в своих словах. — Понимаешь, сложилось так, что моей компании подвернулась солидная сделка. Настолько солидная, что мы не можем ее упустить. Клиент сильный, надежный и может стать постоянным, что главное. А уж тогда мы так с тобой заживем…
— Как же ты не понимаешь, Барт, мне не нужно далекое «тогда», я живу сегодня, сейчас. Я взяла отпуск, и другого мне не дадут — в «Фэйр Лайф» слишком много работы. Мы с тобой почти не видимся. Я так надеялась, что совместная поездка сблизит нас. Неужели ты не чувствуешь, что мы сейчас бесконечно далеки друг от друга? Так, словно нас разделяет огромное расстояние, как между нашим городом и Холтоном. И что теперь? Я буду сидеть дома весь этот месяц наедине со своей тоской? Что ты мне предлагаешь? И потом, неужели никто не может заменить тебя?
Барт виновато посмотрел на окончательно расстроенную Литу. Но что он может поделать?
— Прости меня. Я знаю, что виноват. Ты так ждала этого отпуска, а я… Но ведь это произошло не по моей воле. Я никого не могу просить поехать вместо меня…
— Поехать?!
— Да, мне придется уехать на несколько дней. Это очень важные клиенты. В такой ситуации я могу полагаться лишь на себя. Если бы речь шла о небольшой прибыли, я бы, конечно, отправил другого человека. Но «Бретон энд Коллин»… Здесь крутятся очень большие деньги, понимаешь?
— Да, понимаю.
От Барта не укрылся обреченный тон ее ответа. Она смирится, она поймет. Но она страшно расстроена, и с этим сейчас ничего не поделать.
— Барт, а когда ты вернешься, мы сможем поехать?
— Не знаю, Лита. Я не хочу обманывать тебя, обнадеживать. Может быть, да. А может быть… В конце концов, сходи куда-нибудь, развлекись, развейся. Ты не обязана сидеть дома и ждать меня. Проведи время, как тебе хочется. — Барт посмотрел на нее с теплой улыбкой. — Ты так долго не отдыхала, сидела дома, ночами строчила статьи. Ты заслужила этот отдых. Если бы не сделка с «Бретон», не сомневайся, все было бы так, как мы хотели.
— Пойдем спать, Барт. Сегодняшний вечер был не лучшим в моей жизни, поэтому я зверски устала. Устала даже больше, чем от своих статей.
Лита долго ворочалась с боку на бок, заставляя большую двуспальную кровать издавать еле слышный скрип. Прошел почти месяц с той ночи, когда они с Бартом занимались любовью последний раз. После нее Барт находил массу отговорок (усталость после трудного дня, нервное напряжение, ранний подъем с утра) для того, чтобы избежать близости между ними. Может, Барт и не прикрывался этими причинами, а действительно чувствовал себя именно так — Лита не знала. Но сердце подсказывало ей, что былая страсть стала для него чем-то вроде постылой обязанности, которую ему уже скучно выполнять.
Сегодня ночью Лите особенно не хватало его тепла. Секс для нее всегда был лучшим лекарством от стресса и переживаний. Но сейчас — лекарством недоступным. Она с грустью вспомнила о том, что когда-то они день и ночь напролет проводили в постели (и не только в постели), самое счастливое и беззаботное время в своей жизни. Что же случилось теперь? Раньше она не задумывалась о том, что они с Бартом могут развестись. Ей казалось, что это участь кого угодно, только не их пары. Но в последнее время она все чаще и чаще приходила к мысли, что и они не застрахованы от этого, что такой исход гораздо ближе и возможнее, чем ей виделось раньше.
Она еще и еще раз прокручивала в голове последний разговор с Бартом, его предложение, повергшее ее в шок. Да, в их теперешней жизни не слишком много разнообразия. Но неужели нельзя найти менее болезненный и более продуктивный путь, чем измена? Совместные поездки, романтические вечера наедине, пикники на природе — как давно у них не было ничего подобного. Почему Барту приглянулся именно этот путь? Не потому ли, что она перестала быть ему интересной, стала постоянным, неизменным атрибутом его жизни, как машина, дом, тапочки. Но даже тапочки можно поменять, а она все такая же…
Лита скрючилась в позе эмбриона, словно пытаясь сжать, уменьшить боль, заполнившую душу. Ей захотелось стать маленькой, незаметной девочкой, вновь попасть под опеку отца и ни над чем не задумываться, не решать никаких проблем. Забыть обо всем — папа разберется со всеми проблемами лучше, чем она. Но папа далеко в Холтоне, а Лита уже полгода не может навестить его. Ей стало стыдно: дочь называется. Она вспомнила, с какой радостью отец принял новость о свадьбе, как восхищался ее выбором. Что он скажет, если она и Барт разведутся? Нет, лучше не думать об этом. А о чем тогда? Представлять себе идиллическую картинку семейной жизни, когда она летит под откос, как сошедший с рельс поезд?
Лита слегка приподнялась и вгляделась в лицо Барта, освещенное лунным лучом, проскользнувшим через оконное стекло. Спит. Отливающие медью волосы сбились на высокий лоб, длинные ресницы едва подрагивают, как крылья крошечной бабочки, пухлые, четко очерченные губы слегка приоткрыты. Сердце Литы сжалось от боли — как он красив и как больно будет потерять его. Или делить с другой женщиной, что для Литы равносильно потере.
Спать, спать. Ни о чем не думать и поскорее заснуть. Бьющееся сердце заставляло ее прислушиваться к своим ударам, скачущие мысли не давали уйти в блаженное забытье. Почему она так устроена, почему она не такая, как Эстер Таусон, свободная, раскованная, уверенная в себе? Это так облегчило бы ей жизнь, заставило смотреть по-другому и на Барта с его фантазиями о «свободных отношениях», и на весь окружающий мир.
Лита встала с кровати, накинула голубой кружевной пеньюар и спустилась в гостиную. Сейчас она с удовольствием выпила бы легкий коктейль с ананасовым соком. Только сок, который она пила днем, не вызывал у нее ни малейшего желания попробовать его снова.
Лита чиркнула длинной спичкой и зажгла камин. Так-то лучше. Она тихо опустилась в кресло и залюбовалась разгорающимся пламенем, уже начавшим охватывать поленья, сначала потихоньку, потом все сильнее и сильнее… Лита подумала, что огонь не пожирает поленья, не уничтожает их, а, напротив, дает им новую жизнь. Страсть часто сравнивают с пламенем. Но, может быть, страсть не сжигает, а дарит людям новый смысл существования, делая доступным то восприятие мира, которое раньше было для них закрыто?
Лита потянулась к книге, которую так и не открыла днем. Раз она не может уснуть, не лучше ли провести время с пользой и удовольствием? Лита погрузилась в иной мир, в чем-то далекий от нее, в чем-то близкий и затрагивающий каждую струну ее напряженного сознания. «Блаженство в неведении» — вот вывод, с которым главный герой «Кентавра» встречает старость. Разве должно быть так? Неужели и ее, Литы, счастье все эти годы заключалось в неведении, в незнании правил той игры, которую теперь неожиданно предложил ей Барт? Может, было бы легче не знать о том, что он готов изменить ей, и пребывать в этом счастливом неведении всю оставшуюся жизнь? Да или нет? Сейчас она не может ответить на этот вопрос. Долгожданный сон закрыл ей глаза, подул на них ветерком забытья. Ветерком временного забвения, ухода от тревог, печалей, которые неизбежно нахлынут, когда она проснется утром.
