— Да. Только у нас он гораздо более гуманен. И у них, и у нас считается, что в этих пресловутых последних колосьях живет дух хлебного колоса.
— Угу. Когда ты срезаешь последние колосья, ты убиваешь его.
— Верно, — продолжил Осгард, — и на Шетландских островах, и на острове Скай от этой обязанности — срезать последние колосья — все пытаются откреститься, потому что срезавшего потом ожидают серьезные неприятности и болезни. И вот до чего там додумались местные крофтеры: из последних колосьев они делают соломенную собаку, — Мэлфи тут же поднял острые ушки и с любопытством посмотрел на Осгарда, — а потом подбрасывают ее тому крофтеру, который последним закончил жатву.
— Ну и что?
— Погоди, я еще не рассказал самого главного. Потом, сделав свое черное дело, переложив на ближнего своего болезни и прочие неприятности, они вдобавок начинают травить этого несчастного соседа. Издеваются над ним, бросают в него тухлыми яйцами, караулят в его же собственном сарае, а когда он приходит, заворачивают в парусину, обливают грязной водой и сажают в мусорную кучу.
— Да… Добрые соседи на Шетландских островах. А ведь там когда-то работала моя мать…
— Может, этот обычай уже исчез, не знаю. Но то, что он был, — это верно. Старый Гирли никогда не обманывал. И, кстати, к вопросу о противоречиях: в отличие от нас, лоулэндеры, жители равнин, считают почетным срезать последние колосья и спорят между собой о том, кому достанется эта обязанность. А все потому, что для них эти колосья наделены особой жизненной силой… Поэтому мне, жителю Хайлэнда, ближе по духу этот обычай. Всем этим я пытаюсь ответить на твое «почему». Потому что я не могу слепо верить всему, что мне скажут. Вот почему.
— Не знаю, Ос. Наверное, повидав с твое, я рассуждала бы так же. Но кроме острова Скай я ничего не видела. Только книги читала… Но что толку от книг, когда ничего не можешь увидеть своими глазами… Поэтому над моей кроватью висит зверобой, а в праздник Лугнаса я лезу в горы… — Грэйн грустно улыбнулась. — Так-то вот.
— Только не вешай нос. Ты еще так молода. Успеешь повидать мир. Просто найди в себе силы вырваться отсюда, а потом будет легко. Мне, во всяком случае, было. А мы с тобой так похожи…
— Возможно. — Голос Грэйн потеплел, в глазах мелькнула шальная искорка. — Знаешь, у меня есть одна задумка. Точнее, мечта. Правда, я очень сильно сомневаюсь в том, что она осуществится, — слишком уж дорогая…
— Выкладывай. — Во взгляде Осгарда читалось любопытство. Что еще задумала эта девушка, которой никогда не сиделось на месте?
В нескольких словах Грэйн рассказала ему о том, как было бы здорово, если бы Гоннуэй превратился во вторую Портри. Осгард увлеченно слушал, кивал головой, а потом, когда Грэйн закончила, спросил:
— Ты, случайно, не спрашивала мнения на этот счет наших соседей-крофтеров?
— Только Эсси. Но она считает, что денег мне не достать, что Гоннуэй слишком маленькая деревня, что Портри гораздо более развитое селение и прочее, прочее…
— Не знаю, Грэйн, удастся ли тебе найти деньги, но затея интересная. Туризм в Гоннуэе, — усмехнулся Осгард, — а что? Между прочим, звучит. Правда, с учетом того, что наши крофтеры даже не имеют представления о том, как можно жить в доме, который не крыт соломой…
— Это-то и интересно! — с жаром возразила Грэйн. — Национальный быт и прочее… Думаю, что сытым и обеспеченным туристам в диковинку такая жизнь. Я тоже видела нормальное жилье только издалека — в Портри. Но никто не мешает построить в Гоннуэе несколько приличных домов…
— Знаешь… Пожалуй, ты права. Только вот деньги…
— Денег не будет, — вздохнула Грэйн. — В этом-то и загвоздка. Даже самые кошелькастые крофтеры только махнут рукой, выслушав все это. Никому не захочется выкладывать свои кровные за призрачную идею.
— Пожалуй, ты права, — кивнул Осгард. — Если бы я мог хоть чем-нибудь помочь… Но помощник из меня никудышный. Тратить деньги я умею, но зарабатываю совсем немного…
Они поднялись на холм. Внизу, под ними раскинулось полотно леса, которое совсем недавно весна перекрасила из бурого в зеленый цвет. От свежего, хрустального воздуха высоты у Грэйн закружилась голова, и девушка слегка пошатнулась. Осгард поддержал ее за талию и прижал к себе худенькую фигурку.
— Осторожно, Грэйн! Что с тобой?
Но Грэйн молчала, потому что не могла ответить. В ее голове крошечным зверьком крутился вопрос: почему никогда раньше она не чувствовала того тепла, той силы, что исходит от рук и тела Осгарда? Смутное чувство зашевелилось внутри нее, и пока Грэйн не могла понять, объяснить себе его природу. Что было в этом чувстве? Воздух гор, дымное сияние озера, бликующего где-то внизу, в другом мире, в другой жизни; солнце, залившее золотым молоком весь холм: странная, щекочущая дрожь внутри, перекатывающаяся маленьким стеклянным шариком из одного места в другое… В этом чувстве была вся радуга этого дня, заключенная в лабиринты души и тела Грэйн. Только имени ему все же не было…
— Грэйн! Грэйн! Да очнись же ты! — Осгард тряс ее так, будто пытался вытрясти душу. — Что ж ты смотришь на меня и молчишь? Грэйни, ну прекрати же пугать меня!
Грэйн с трудом заставила себя отстраниться от Осгарда. Странное чувство потихоньку уходило, оставляя после себя небольшой горьковатый осадок. Девушка по-прежнему не могла понять, что было в этой щекочущей, томительной тоске, но уже сознавала, что Осгарду Флинною знать о нем не нужно. Она попыталась сконцентрироваться, собрала воедино все рассыпавшиеся чувства и благодарно улыбнулась Осгарду.
— Спасибо, что поддержал. Не будь тебя, я бы свалилась — костей не собрать. Чем выше, тем чище воздух… Голова закружилась, я не сразу поняла, в чем дело.
— Ну и напугала ты меня, — с облегчением вздохнул Осгард. — Я уж подумал, тебе совсем плохо.
— Ничего, теперь я в порядке.
Так ли уж она в порядке? У Грэйн не было уверенности в этом. Прикосновения Осгарда пробудили в ней чувства, которые раньше мирно спали где-то в закоулках души. Девушка старалась думать только о предстоящем спуске с холма, но ей это не очень удавалось, потому что после тех странных мгновений в голове звучала заунывная мелодия волынки, а перед глазами маячили темные, густо-карие глаза Осгарда. Что бы это значило?
Осгард спускался первым и периодически поглядывал на Грэйн, идущую следом. Рядом с Грэйн бежал верный Мэлфи, размахивая своим пышным, как веер, хвостом. Как бы у Грэйн опять не закружилась голова… Холм, конечно, не гора, но спуск довольно крутой. Странно, раньше она легко бегала по горным тропам и ничего подобного с ней не случалось…
— Скажи мне, крошка Грэйни, что ты ела на завтрак? — спросил Осгард, когда они наконец преодолели спуск и оказались внизу, у самой границы леса.
— На завтрак? — переспросила Грэйн и, к своему удивлению, вспомнила о том, что позавтракать-то она и забыла. Накормила животных, собрала в узелок еду, а сама и хлебной крошки не проглотила… — Ничего, Ос. Я забыла поесть. Так суетилась, чтобы успеть вовремя, — начала она было оправдываться.
— Молодец, крошка Грэйни, — ехидно улыбнулся Осгард. — А я-то, дурак, никак не могу понять, почему у тебя, превосходно лазающей по горам, кружится голова на каком-то там холме… Теперь все ясно. Я тут кое-что собрал, — он ткнул пальцем в свою холщовую сумку, где вчера лежала волынка, — да и ты, я вижу, не с пустыми руками. Так что давай-ка сядем и перекусим чего-нибудь.
— Согласна!
Грэйн сбросила с себя плащ и расстелила его на мягкой, совсем недавно пробившейся траве. Осгард проделал то же самое со своей курткой. Рассевшись на импровизированном ложе, парочка принялась потрошить узелки с провизией. Мэлфи уселся рядом с ними, предвкушая, что лакомые кусочки, как обычно, полетят к нему в пасть. Уж хозяйка-то точно подбросит ему чего-нибудь вкусненького. Да и ее приятель вряд ли устоит перед ласковым взглядом карих собачьих глаз… У самого-то глаза тоже карие…
Надежды Мэлфи оправдались. Осгард с аппетитом уминал картошку, но не забывал подбрасывать куски собаке. Мэлфи не относился к разборчивым собакам, питающимся лишь мясом. К великому счастью Грэйн, пес был всеяден. Поэтому и картошка, и хлеб, и яйца мгновенно исчезали в бездонной песьей глотке. Осгард с набитым ртом продолжил старую тему о поверьях, обычаях и приметах. Он считал, что вера людей
