– Положи руку на мой лук, – сказал он. – А вторую – на мой нож. Так мы, сколоты, клянемся.
Я сделал, как он хотел, а он поднял нож и лук к луне и торжественно провозгласил:
– Мы теперь больше чем братья, или пусть я умру!
– Больше чем братья, – эхом вторил я, – или пусть я умру.
– Если ты забудешь о нашей клятве, я тебе напомню, Латро, – сказал он, – и ты все вспомнишь. А теперь иди.
Я поднял с земли подносы и чаши и повернулся к Оиору, чтобы с ним попрощаться. Лучше б я этого не делал! Наверное, позже я смогу это описать – когда подберу нужные слова. Возможно, впрочем, что мне лишь показалось при свете луны…
Я бросился к костру и был уже совсем близко от него, когда услышал крики и стоны на берегу. Несколько матросов кого-то несли к нам, и сидевшие у костра бросились им навстречу. Подошел поближе и я.
Кровь еще сочилась из страшных рваных ран, но человек был уже мертв, и я отвернулся, чтобы не видеть его лица. Матросы столпились вокруг него, и, честно говоря, я был рад, что они заслонили от меня убитого.
Сквозь толпу протолкались Гиперид и кибернет. Я слышал, как кибернет спрашивал, где нашли убитого, и кто-то ответил: 'У самой воды, господин'.
Кибернет, должно быть, пощупал покойнику волосы, хотя мне этого видно не было, и сказал:
– Ну да, волосы еще совсем мокрые. Он, видно, купался. Ох, и в черный же час пришло ему это в голову! Я видел, как из моря вытаскивают такое…
– Дальше я не расслышал.
– Эй, парень – сказал Гиперид кому-то, – ступай на корабль, отыщи рулон парусины и отрежь, сколько надо, чтоб хватило его завернуть.
Матрос помчался стрелой.
Рядом со мной вдруг возник чернокожий; он знаками стал спрашивать, видел ли, я мертвого и знаю ли, что с ним случилось. А может, он спрашивал совсем о другом, да я не понял?
– Нужно поскорее соорудить алтарь, – снова принялся командовать Гиперид. – А ну за дело! Складывайте-ка здесь камни, да-да, прямо здесь – это место ничуть не хуже прочих!
По-моему, матросы были даже рады заняться работой. Алтарь словно сам собой поднялся над землею – каменная насыпь высотой примерно до пояса; наверху была устроена ровная квадратная площадка метра полтора шириной.
К нам присоединились Пиндар, та женщина и Ио.
– Где же ты был? – спросил он меня. – Ио сказала, ты пошел на гору, и, по-моему, очень беспокоилась. Я хотел сходить за тобой, да Гиперид меня не пустил. И ее, – он указал на женщину, – тоже. Наверно, боялся, что мы убежим. – Он понизил голос и прибавил почти шепотом:
– Пожалуй, он был прав.
Я неуклюже объяснил:
– Там был один человек, которого Ио видеть не могла. И разные другие еще…
– В дальнейшем, – сказала женщина, – постарайся держаться поближе к нам.
К нам подошел Гиперид и обратился к Пиндару:
– Я, конечно, кое-какие молитвы знаю, но вот если бы ты сочинил что-нибудь этакое, а?
– Я попробую, – кивнул головой Пиндар.
– Вот только времени у тебя маловато.
– Ничего, я постараюсь успеть. Как его звали?
– Кекроп. Он был гребцом из верхнего ряда, если это тебе важно. – Гиперид колебался. – Мне-то больше по душе короткие имена – легче запомнить, если раз или два услышишь.
– Я постараюсь, – повторил Пиндар и отвернулся, погрузившись в собственные мысли.
Покойного положили перед алтарем, а на самом алтаре разожгли костер из плавника. Десять матросов, обладавших хорошими голосами и поклявшихся, что на них нет ничьей крови, спели литанию морскому богу: 'О, пощади нас, могучий, хребет лошадиный ломающий, складки земли сотрясающий, волны морские вздымающий! О, не забудь нас, всесильный, якоря среди скал укрепляющий, корабли у людей отнимающий, весну на земле начинающий!' И так далее, и тому подобное.
Когда они умолкли, Гиперид в латах и шлеме с синим крестом бросил в огонь хлеб и вылил вино из золотой чаши.
Неподалеку раздался вой какого-то зверя, и маленькая Ио испуганно прижалась ко мне.
– Не бойся, – шепнул я ей, – это всего лишь собака.
Чернокожий через голову девочки коснулся моего плеча. Я обернулся, и он, покачав головой,
