– Прекрасно! О да, замечательно! Твой плащ, оптимат, – могу ли я взглянуть на него?
Плиты, которыми был выложен пол в лавке, были истерты множеством ног и лежали неровно. Я подошел к нему. Красный солнечный луч с клубящимися в нем пылинками пронзил полумрак между нами, точно клинок.
– Твой плащ, оптимат…
Я подал ему край плаща, и лавочник ощупал ткань – точно так же, как молодая женщина снаружи.
– Да, чудесно! Мягок, наподобие шерсти, но мягче, гораздо мягче… смесь льна с викуньей? И цвет превосходный! Облачение палача! Можно бы усомниться, что настоящие хоть вполовину так же хороши, но кто же станет возражать против подобного текстиля?! – Он наклонился и вытащил из-под прилавка охапку тряпья. – Могу ли я взглянуть и на меч? Обещаю, я буду предельно осторожен!
Я вынул из ножен «Терминус Эст» и положил его на тряпки. Лавочник склонился над ним, не говоря ни слова и не касаясь клинка. К этому времени глаза мои привыкли к темноте, и я заметил черную ленту над его ухом, почти скрытую волосами.
– Ты носишь маску.
– Три хризоса. За меч. И еще один – за плащ.
– Я ничего не продаю, – ответил я. – Сними ее.
– Как пожелаешь… Хорошо, четыре хризоса! Лавочник дернул маску мертвой головы за верхний край и оставил висеть на шее. Настоящее лицо его оказалось плоским и смуглым, удивительно похожим на лицо молодой женщины снаружи.
– Мне нужна накидка.
– Пять хризосов. Это – последняя цена, в самом деле. И тебе придется дать мне день, чтобы собрать эту сумму.
– Я ведь сказал, что меч не продается.
Я забрал с прилавка «Терминус Эст» и вложил его в ножны.
– Шесть. – Перегнувшись через прилавок, лавочник взял меня за плечо. – Это больше того, что он стоит. Послушай, это – твой последний шанс. Шесть!
– Я пришел, чтобы купить накидку. Твоя, если не ошибаюсь, сестра, сказала, что у тебя они имеются – и по разумной цене.
– Ладно уж, – вздохнул лавочник, – подыщем тебе накидку… Но, может быть, хоть скажешь, где ты его раздобыл?
– Этот меч дал мне мастер нашей гильдии. На лице лавочника мелькнуло выражение, коего я не смог опознать, и потому спросил:
– Ты не веришь мне?
– В том-то и беда, что верю! Кто же ты такой?
– Подмастерье гильдии палачей. Мы нечасто бываем на этом берегу и еще реже заходим так далеко на север. Но неужели ты в самом деле так уж удивлен?
Лавочник кивнул:
– Все равно, что повстречаться с психопомпом… Могу я узнать, что тебе нужно в этой части города?
– Можешь, но это будет последним вопросом, на который я намерен отвечать. Я получил назначение в Траке и направляюсь туда.
– Благодарю тебя, – сказал он. – Больше расспрашивать не буду. Мне вообще не следовало навязываться с расспросами. Ну что ж, раз уж ты хочешь удивить друзей, неожиданно сняв накидку – верно я понимаю? – цвет ее должен резко контрастировать с цветом твоего облачения. Хорош был бы белый, но этот цвет и сам по себе достаточно драматичен, да к тому ж исключительно марок. Как насчет чего-нибудь блекло-коричневого?
– Маска, – отвечал я. – Ее ленты все еще у тебя на шее. Лавочник, выволакивавший ящик из-под прилавка, промолчал, но стоило ему выпрямиться, зазвенел дверной колокольчик, и в лавку вошел новый покупатель. Он оказался юношей в шлеме, полностью закрывавшем лицо, и доспехе из лаковой кожи. Рога шлема затейливо загибались вниз, образуя забрало, а с нагрудника таращились на нас исполненные безумия глаза золотой химеры.
– Что угодно господину гиппарху? – Лавочник бросил свой ящик и почтительно склонился перед вошедшим. – Чем могу служить?
Рука в массивной латной перчатке потянулась ко мне. Пальцы гиппарха были сложены щепотью, точно он хотел дать мне монету.
– Возьми, – испуганно шепнул лавочник. – Возьми, что бы там ни было.
В подставленную мной ладонь упало блестящее черное семя размером с изюмину. Лавочник ахнул. Человек в доспехе повернулся к нам спиной и вышел из лавки.
Я положил семя на прилавок.
– Даже не думай отдать его мне! – взвизгнул лавочник, шарахнувшись прочь.
– Что это?
– Ты не знаешь?! Это – зернышко аверна! Чем ты ухитрился оскорбить офицера Дворцовой Стражи?!
– Ничем. Для чего он дал его мне?
