Толстяк кивнул – равнодушно, ничем не показав, верит ли он словам Агии.
– А теперь – ты, золотиночка. Вот дамочка в парче уже сказала, что не знает тебя. Но что-то я ей не шибко верю. Думается мне, она о тебе знает поболе моего. Как же тебя зовут?
– Доркас, – сглотнув, ответила девушка.
– Как ты сюда попала, Доркас? Как оказалась в воде? Ты ведь там явно побывала – не могла же так намокнуть, просто вытаскивая нашего юного друга!
От действия бренди щеки девушки порозовели, но лицо по-прежнему оставалось изумленным и почти неподвижным.
– Не знаю, – прошептала она.
– Ты не помнишь, как пришла сюда? – спросила Агия. Доркас покачала головой.
– В таком случае, что последнее приходит тебе на память?
Воцарилась тишина. Ветер, казалось, сделался еще пронзительнее, и я, несмотря даже на выпивку, отчаянно мерз. Наконец Доркас пробормотала:
– Сидела у окна… Там, в окне, были очень милые вещицы – подносы, шкатулки, распятия…
– Милые вещицы? – заметил толстяк. – Так уж и милее тебя самой?
– Сумасшедшая, – сказала Агия. – Либо ушла от своих попечителей и заблудилась, либо попечителей у нее не было вовсе – что вероятнее, судя по состоянию одежды. Забрела сюда, а кураторы проморгали…
– А может, кто-то огрел ее по голове, ограбил и швырнул в озеро, посчитав мертвой. Здесь, госпожа Хлюп-Хлюп, уйма входов и выходов, о которых кураторы и не слыхали! А может, ее принесли хоронить, а она на самом деле просто заснула. Впала в коматоз – или как там это называется… А в воде очнулась.
– Но тогда те, кто ее принес, увидели бы.
– Я слыхал, будто человек, впавший в коматоз, может пробыть под водой очень долго. Ну, как бы оно там ни было, сейчас уже неважно. Пусть сама выясняет, кто она такая и откуда взялась.
Тем временем я, освободившись от накидки, пытался отжать плащ, но оставил на время это занятие, когда Агия спросила:
– Ты все о нас выспросил – а сам-то кто будешь? – Что ж, – отвечал толстяк, – имеешь полное право знать. И я-то дам ответ поправдивее твоих, но после которого должен буду вернуться к своим делам. Я к вам подошел только потому, что увидел, как молодой армигер тонет; всякий приличный человек подошел бы и помог. Но у меня, как и у прочих приличных людей, есть своя работа.
С этими словами он снял свою высокую шляпу, порылся внутри и вынул глянцевитую визитную карточку – раза в два больше тех, что мне доводилось видеть в Цитадели. Он подал ее Агии, а я заглянул ей через плечо. Надпись, украшенная множеством вычурных виньеток и завитушек, гласила:
ХИЛЬДЕГРИН-БАРСУК
Земляные работы любого вида и объема от одного землекопа до 400. В камне не застрянем, в песке не увязнем. Улица Морских Странников, под вывеской
«СЛЕПАЯ ЛОПАТА»,
либо справиться у Альтикамелюса на углу Воздыхании. – Вот кто я таков, госпожа Плюх-Плюх, и ты, молодой сьер, если не возражаешь, чтобы я называл тебя так – во-первых, потому, что ты моложе меня, а во-вторых – оттого, что она тебя постарше, года, может быть, на два. Ну что ж, мне пора.
Я придержал его за плечо.
– Перед тем как упасть в воду, я встретил старика на ялике, и он сказал, что дальше есть кто-то, кто может переправить нас через озеро. Наверное, он говорил о тебе. Ты можешь помочь нам?
– А, тот бедняга, что ищет свою жену… Что ж, мы с ним – друзья давние и добрые; раз уж он меня рекомендовал – так и быть. Для моей шаланды четверо – не груз.
Он зашагал по тропинке, жестом пригласив нас следовать за ним, и я заметил, что сапоги его, смазанные салом, погружаются в примятую осоку еще глубже, чем мои.
– Она с нами не пойдет, – сказала Агия. Но Доркас, шедшая следом, выглядела так одиноко, что я приотстал и шепнул ей:
– Я бы одолжил тебе накидку, но она так намокла, что в ней ты только хуже замерзнешь. Ступай по этой же тропинке в другую сторону – и выйдешь в коридор; там гораздо суше и теплее. А там найдешь дверь с надписью «Сад Джунглей» – за ней солнце жарит вовсю, сразу согреешься…
Тут я осекся, вспомнив встреченного в Саду Джунглей пеликозавра, но, быть может, к счастью, Доркас ничем не показала, что слышит меня. Что-то в выражении ее лица говорило мне, что она боится Агии или, по крайней мере, хоть смутно, но сознает, что Агии не нравится ее присутствие. В остальном же она будто вовсе не замечала, что происходит вокруг, и шла вперед подобно сомнамбуле.
Видя, что слова мои ничуть не ободрили ее, я начал снова:
– В коридоре сидит один из кураторов. Он наверняка постарается найти сухую одежду для тебя.
Агия обернулась к нам; ветер разметал ее каштановые волосы.
– Северьян, попрошаек на свете – в избытке! Всех не обогреешь!
Хильдегрин, видимо, услышав слова Агии, обернулся тоже.
– Я знаю женщину, которая может взять ее к себе, отмыть и переодеть. Из-за грязи не очень-то видно, но эту девушку содержали хорошо. Хоть и тощевата малость…
– Послушай, а что тебе здесь понадобилось? – огрызнулась Агия. – Судя по карточке, твой бизнес –
