его меч и лук. Эгесистрат тоже ничего не перевел амазонкам, поскольку обнимал Эобаза, говоря с ним на языке мидийцев, как мне кажется, хотя несколько слов я все же разобрал и по этим словам, а также – по жестам Эгесистрата понял, что он попозже представит Эобазу всех нас, когда для этого будет время.
Эобаз взял возвращенное ему оружие, и мы вышли из согретого священным огнем помещения храма под моросивший снаружи ледяной дождь. Царица Иппофода указала на тех священных коней, которых хотела бы взять, выбрав того жеребца, на котором приехала, и еще трех других. Все это были великолепные животные. Амазонки тотчас же надели на них уздечки. Потом Иппофода отсчитала золотые монеты в руки старца – очень много монет, как мне показалось. Царь попробовал некоторые на зуб – высока ли проба золота.
Когда была отсчитана последняя монета, один из пелтастов принес старцу весы, чтобы взвесить золото. Я не понял, что именно он сказал, но было ясно, что он вполне удовлетворен результатом.
Настал самый острый момент, и все это понимали. Чернокожий прыгнул в седло. Эгесистрат тут же последовал его примеру, как всегда взгромоздившись на коня вместе с костылем. Но тут царь крикнул на языке эллинов и почти так, как мог бы самый настоящий эллин:
– Погодите! Мы обещали, что вы уедете с миром. Однако, если один из вас предпочтет честный бой, наша клятва нарушена не будет.
Тут я окончательно удостоверился, что эти фракийцы знают язык эллинов: все они тут же зашевелились в седлах, а многие приготовились пустить в ход оружие.
Эгесистрат громко возразил:
– Но мы вовсе не хотим ни с кем драться! Дайте же нам уехать с миром, как и обещали.
Тут старец обратился к царю по-фракийски. Мне показалось, что он тоже призывал к миру, но царь гневно покачал головой.
– Не твое дело! – сказал он Эгесистрату. – И других ваших это тоже не касается – кроме одного. – И хотя обращался он к Эгесистрату, но смотрел прямо на меня. – Остальные могут ехать с миром. Впрочем, и он тоже – если захочет. Мы обещали вам это. Но если он пожелает участвовать в поединке с оружием в руках – как один герой с другим героем! – ему стоит только это сказать.
– Он не желает этого! – резко выкрикнул Эгесистрат. – В седло, Латро!
– Да, – повторил царь. – В седло, Латро! И еще тебе понадобится копье.
Эй, кто-нибудь, принесите копье, да получше!
Не думаю, чтобы царь делился своими планами со своими советниками, но по крайней мере один из них явно знал, что сейчас произойдет, ибо тут же оказался рядом со мной, протягивая мне новое копье.
Я не стал его брать.
– Ты называешь себя героем, – сказал я царю, – и, как я понимаю, это истинная правда, ибо только дурак станет без нужды сражаться с героем. – Я подошел к своему коню и хотел сесть в седло, но один из фракийцев ткнул его в бок кинжалом; конь заржал от боли и отскочил, испуганно кося глазом.
Фракиец ткнул в меня копьем – чуть ли не в нос.
Иппофода метнулась к царю – она была выше его ростом, лицо ее пылало гневом, глаза метали синие молнии. Не знаю, что она ему сказала, но сперва она указала на небо, затянутое низкими тучами, потом на храм, потом опять на небо; голос ее был подобен рыку пантеры. Чернокожий хотел броситься к ней на помощь, но множество фракийцев вцепились в его коня, стащили с седла и бросили на землю. Царь старался не смотреть на Иппофоду, неотрывно следя взглядом за мной.
– Как же ты глуп! – сказал я. – Ты ведь сам объявил своему народу, что отпустишь нас с миром, и сам же нарушаешь данную тобой клятву! Разве ты не знаешь, что именно так многие цари потеряли свой трон?
– А ты захвати его, если сможешь! – завопил царь и плюнул мне в лицо.
Мне кто-то снова подсунул копье, и теперь уже я его взял. Все сразу умолкли. Державшие чернокожего фракийцы отпустили его и отступили; он поднялся, отирая грязь с лица и одежды; его изуродованное раной лицо было похоже на маску ярости.
Эгесистрат подъехал поближе, и его никто не остановил. Царь сказал:
– Если желаешь говорить, прежде чем мы начнем поединок, слезь с коня!
Эгесистрат кивнул:
– Только из уважения к тебе, царь.
Он сполз с коня, держась за седло, и встал, для прочности как следует опершись на костыль.
– Царь Котис, – начал он, – ты поклялся перед своими и нашими богами, что отпустишь нас с миром. Отпусти же нас, пока не пролилась твоя царская кровь! Может, боги еще простят тебя!
– Если это все, что ты хотел сказать, – отвечал царь, – то лучше замолчи, или мы забьем тебе рот навозом.
Эгесистрат повернулся ко мне и спросил так тихо, что я еле его расслышал:
– Ты знаешь, как бьются на копьях, Латро?
– Не уверен, – сказал я, – но вряд ли тут нужна особая наука.
Фракийцы, заслышав мои слова, заулыбались и стали подталкивать друг друга локтями, натягивая уздечки.
– Учти, он в шлеме! У тебя тоже еще вчера был шлем, но ты его, видно, где-то оставил. Дать тебе другой?
Я отрицательно покачал головой.
