Я встал вместе с остальными, намереваясь идти, однако он жестом велел мне остаться.
Когда все ушли, я сказал:
– С твоей стороны очень великодушно было принять в своем доме меня и этих детей, однако, боюсь, мы тебя сильно стеснили. Впрочем, скоро мы, я надеюсь, будем уже на пути в Дельфы, и ты вздохнешь с облегчением.
Он только отмахнулся, наливая мне еще вина. Налил он и себе.
– Гиппоклис говорит, ты отлично владеешь мечом?
Я сказал, что вроде бы не хвастал ему этим.
– Да нет, – покачал головой Киклос, – он просто учил твоего мальчишку и обнаружил, что ты уже успел многое из своего искусства ему передать.
Пасикрат говорит, что ты ему руку отсек и вообще в тебе есть нечто сверхъестественное. То же самое говорит и наш регент…
– По-моему, – сказал я, – я самый обыкновенный человек.
– Ну нет – обыкновенные люди никогда так о себе самих не скажут! По словам Фемистокла, ты все забываешь. А завтра утром ты будешь помнить то, что я говорю тебе сейчас?
Я сказал, что запишу все это в дневник, а утром перечитаю.
Киклос открыл сундук, на котором сидел, и вытащил два деревянных меча.
Один он протянул мне.
– Только в лицо не бить, хорошо? Все остальное как всегда. А теперь попробуй меня убить.
Я ударил его по руке. Он очень ловко парировал и стал наступать; я перехватил его за запястье, швырнул на пол и приставил свой деревянный меч ему к горлу.
Когда он поднялся на ноги и отдышался, то спросил:
– Как же так получается, что этой науки ты не забываешь?
Я объяснил, что умение и память – вещи различные.
– А ты умеешь управлять колесницей? С четверкой лошадей справишься?
Я сказал, что не знаю этого.
– Утром тебя об этом будет спрашивать Павсаний. Не пройдет и суток, как ты будешь объявлен жителем Спарты и его подданным. Что ты ответишь ему?
Я сказал, что, разумеется, попробую, если этого пожелает правитель моей новой родины.
Киклос отвернулся и прошелся по двору, больше на меня не глядя.
– Наш авторитет значительно упал, – бормотал он. – Сперва Марафон, потом Платеи, Микале, Сест… Однако мы вскоре выведем Фемистокла из игры, а тогда посмотрим. Если мы победим на Пифийских играх – а мы просто обязаны выиграть скачки на колесницах! – и храбро выступим против какого-нибудь из городов Великого Царя…
Я спросил, почему он хочет убить Фемистокла.
– Нет-нет, напротив! – сказал он. – Я намерен возвеличить его – буквально осыпать его почестями и подарками! За такое никто никогда нас винить не станет.
Глава 36
Порванная одежда, искореженные латы и оружие висели в зале царского дворца.
– Все это принадлежало царю Леониду, – пояснил нам сын регента Павсания, Плейстоанакс. – Мой отец подобрал все это у Фермопил, когда вез домой тело Леонида. Мой дед и царь Леонид были братья. Пожалуйста, не трогайте здесь ничего, мой отец никому не позволяет трогать эти вещи!
Я убрал руку, которой дотронулся было до хитона покойного царя, а Фемистокл заверил юношу, что мы ничего трогать не будем. Ио шепнула Полосу:
– Значит, ты хочешь стать великим воином? Видишь, какую цену за это приходится платить?
Полос, похоже, ее даже не слушал; потрясенный, он лишь смотрел на все вокруг огромным темными глазами.
– Все мы смертны, – сказал Плейстоанакс. – Я знаю, что должен умереть, но я бы очень хотел умереть так, как он, – в рукопашной битве с врагом, видя его лицо!
– Вряд ли он видел лицо того, кто его убил, – заметил я. – Ему нанесли сзади удар дротиком.
Плейстоанакс улыбнулся:
– Я вижу, ты многое знаешь о том героическом сражении, господин мой.
Да, царь Леонид прорвал оборону варваров и угрожал их предводителю, один из стражников которого и убил Леонида именно так, как ты сказал.
Фемистокл смотрел на меня прищурившись.
– Не думаю, чтобы Латро мог помнить историю Леонида – если он вообще когда-нибудь ее слышал. Как ты это узнал, Латро?
– По его хитону. Там большое кровавое пятно на плече у ворота, однако на боках крови почти нет; и мне еще кажется, что Леониду, уже мертвому, кто-то отрубил ноги и руки. А вот след от той раны, что оказалась для него смертельной, – круглая дырка на спине, примерно на ладонь выше талии, и совсем
