вынужденного безделья. Если мы не сказали всего, что хотели, сейчас, такая возможность представится под вечер, да и завтра утром. В сущности, человек, который всякий раз лез бы с разговорами, как при обычных обстоятельствах, например, после обеда, был бы в этой компании невыносим.
Но затронутая тема настроила меня на мысли о севере, и выяснилось, что я почти ничего не знаю о тех землях. В детстве, когда я драил полы и бегал с поручениями в пределах Цитадели, война казалась мне бесконечно далекой. Я знал, что в войне принимали участие большинство матросов, обслуживавших главные батареи, но воспринимал этот факт так же, как то, что свет, падавший мне на руки, исходил от солнца. Я готовился стать палачом и, следовательно, не имел оснований поступать на службу в армию, так же как и опасаться, что меня завербуют в ее ряды. Я не мог и предположить, что когда-нибудь увижу войну у ворот Нессуса (да и сами городские ворота представлялись мне почти легендарными), никогда не собирался покидать город и даже выходить за пределы квартала, где располагалась Цитадель.
Вот почему Асция казалась мне бесконечно далекой землей, почти такой же далекой, как затерянная в космосе галактика – ведь и то и другое были одинаково недосягаемы. Асция путалась у меня в голове с умирающим поясом тропической растительности, который лежал между нашими землями хотя, если бы мастер Палаэмон задал мне соответствующий вопрос на уроке, я без труда объяснил бы разницу между ними.
Но о самой Асции я не имел четкого представления. Не знал, есть ли там большие города, гористая ли это страна, как северная и восточная часть Содружества, или же низинная, как наша пампа. У меня сложилось впечатление (хотя и смутное), что Асция – это единый массив суши, а не цепь островов, как у нас на юге, но отчетливей всего я представлял себе несметные толпы людей – те самые асцианские народные массы – неутомимый рой, превратившийся в единый организм, неисчислимая колония копошащихся муравьев. Теперь я едва мог вынести мысль о многих миллионах бессловесных особей, которые способны лишь как попугаи повторять общеизвестные изречения, вероятно, давно потерявшие большую часть своего смысла.
– Либо это злая шутка, либо ложь, либо какая-то ошибка. Такая нация не может существовать, – пробормотал я почти себе под нос.
И тут асцианин голосом таким же тихим, как у меня, а может быть, еще слабее произнес:
– Как может государство стать могущественным? Оно будет могущественным, когда исчезнут противоречия. Как избежать противоречий? Для этого должно отсутствовать разногласие. Каким образом устранить разногласие? Для этого надо ликвидировать четыре источника разногласия: ложь, глупую болтовню, хвастовство и разговоры, способные лишь породить раздор. Как устранить эти четыре источника? Их можно устранить, высказываясь только в духе Правильного Мышления. Тогда в государстве не будет разногласия. Без разногласия не станет противоречий. Без противоречий государство будет могущественным, сильным и надежным.
Так я получил более чем исчерпывающий ответ на свой вопрос.
6. МИЛЕС, ФОЙЛА, МЕЛИТО И ХАЛЬВАРД
В тот вечер я пал жертвой тех страхов, что давно уже пытался вытеснить на задворки сознания. Хотя я и не встречался с монстрами, которых Гефор привез из запредельных звездных пространств, с тех пор как мы с маленьким Северьяном убежали из деревни магов, я не забыл, что он преследует меня. Пока я странствовал по диким, необитаемым землям или по водной глади озера Диутурн, я не особенно опасался, что он настигнет меня. Теперь же, прервав путешествие, я чувствовал слабость в своих членах, ибо, несмотря на полученную пищу, я был слабее, чем когда голодал, скитаясь в горах.
Кроме того, даже больше, чем ночниц Гефора, его саламандр и слизней, я боялся Агии. Я знал о храбрости Агии, ее уме и злокозненности. Любая из одетых в алое жриц-Пелерин, которые сновали между больничными койками, вполне могла оказаться Агией с отравленным кинжалом в рукаве. Я плохо спал в ту ночь, и мои сновидения были настолько неясными, что я не решусь пересказывать их на этих страницах.
Я проснулся скорее измотанным, чем отдохнувшим. Моя лихорадка, о которой я и не подозревал, когда вел солдата в этот лазарет, и которая, казалось, отпустила меня вчера, вернулась с новой силой. Я чувствовал жар во всем теле, точно накалился докрасна. Думаю, даже южные ледники растаяли бы, окажись я в тот момент меж ними. Я достал Коготь и прижал к себе, потом даже взял его в рот на некоторое время. Температура спала, но я ощутил слабость и головокружение.
Утром меня навестил мой солдат. На нем была белая мантия, которую Пелерины дали ему вместо доспехов, но он казался совсем здоровым и сообщил, что собирается покинуть лазарет на следующий день. Я сказал, что хочу познакомить его со своими новыми знакомыми, которых приобрел здесь, в лазарете, и спросил, вспомнил ли он свое имя.
– Я очень немногое могу вспомнить. – Он покачал головой. – Остается надеяться, что, когда я снова окажусь в действующей армии, найдется кто-нибудь, кто знает меня.
Все же я представил его, назвав Милесом – ничего лучшего мне в голову не пришло. Имени асцианина я не знал, но оказалось, что никто из присутствующих не знает его, даже Фойла. Когда же мы напрямую спросили его об этом, он только и сказал:
– Я остаюсь верным Группе Семнадцати.
Некоторое время Фойла, Мелито, солдат и я беседовали. Мелито вроде бы проявил к солдату особое расположение, но, возможно, просто из-за отдаленного сходства, которое я придал их именам. Потом солдат помог мне сесть и прошептал на ухо:
– Теперь я должен поговорить с тобой с глазу на глаз. Как я уже упоминал, я собираюсь уйти отсюда завтра утром. Судя по твоему виду, ты пробудешь здесь еще несколько дней, а то и пару недель. Мы можем никогда больше не увидеться.
– Глядишь, еще и встретимся.
– Я тоже буду надеяться на лучшее. Но если я попаду в свой легион, то могу погибнуть к тому времени, когда ты поправишься. Если же мне не удастся найти его, я, наверное, примкну к другому легиону, чтобы не попасть под арест за дезертирство. – Он запнулся.
– А я могу умереть здесь от лихорадки, – улыбнулся я. – Ты ведь не хотел меня расстраивать? Я и вправду выгляжу так же плохо, как Мелито?
Он покачал головой.
– Нет, не настолько. Думаю, как-нибудь обойдется…