Подобные схватки кончаются так же внезапно, как и начинаются. Убегает один, за ним другой, и вот уже приходится бежать всем остальным, поскольку их становится слишком мало для драки. Так было и с нами. Всклокоченный рыскун с зубами атрокса попытался выбить у меня клинок куском трубы. Я почти отсек ему руку, затем ударил в горло – и вдруг увидел, что, кроме Зака, со мной никого не осталось. Какой-то матрос пробежал мимо нас, сжимая окровавленное запястье. Окликнув Зака, я последовал за ним.
Если за нами и гнались, то без особого усердия. Мы бежали по извилистому коридору, потом через гулкий пустой зал, уставленный неподвижными механизмами, по другому коридору, выслеживая тех, за кем мы следовали, по каплям свежей крови на полу и переборках, а однажды – по лежавшему навзничь матросу, и попали наконец в зал поменьше, в котором валялись разные инструменты и стояли верстаки, а на них пятеро матросов, тяжело дыша и сквернословя, перевязывали друг другу раны.
– Вы кто такие? – спросил один, угрожающе подняв кортик.
– Я его знаю, – сказал Пурн. – Это пассажир.
Правая рука его была завернута в окровавленную марлю.
– А этот? – Матрос с кортиком указал на Зака.
– Тронь его, и я тебя прирежу, – пообещал я.
– Какой же он пассажир? – сказал матрос неуверенно.
– Я не обязан тебе ничего объяснять и не собираюсь. Если ты думаешь, что мы вдвоем не уложим всех вас, рискни.
Матрос, который до того молчал, промолвил:
– Хватит, Модан. Если сьер ручается за него…
– Ручаюсь.
– Тогда этого достаточно. Я видел, как ты бил рыскунов и твой косматый друг вместе с тобой. Чем мы можем тебе помочь?
– Скажи мне, если знаешь, почему рыскуны напали на вас? Мне говорили, что на корабле их всегда хватает. Не могут же они постоянно быть такими агрессивными.
Лицо матроса, только что открытое и дружелюбное, словно закрылось – хотя выражение его, казалось, ничуть не переменилось.
– Я слышал, сьер, что у нас на борту путешествует некто, с кем им было ведено разделаться, только они не могут его найти. Больше я ничего не знаю. Если тебе известно что-то еще, то ты знаешь больше меня, как боров говорил мяснику.
– А кто командует ими?
Матрос отвернулся. Я оглядел остальных, и наконец Пурн произнес:
– Мы без понятия. Если у рыскунов и есть какой-то капитан, то мы до сих пор ничего о нем не слышали.
– Ясно. Я хотел бы поговорить с офицером – только не с фальшивым, как Сидеро, а с настоящим.
Матрос, которого звали Модан, сказал:
– Честное слово, сьер, мы и сами бы не прочь. Ты думаешь, это мы набросились на тех рыскунов, без командира и без оружия? У нас была рабочая команда, девять человек, а они напали на нас. Теперь мы больше вообще не выйдем на работу, пока нам не дадут пики и не выставят солдат охранять нас.
Остальные согласно кивнули. Модан пожал плечами.
– На носу или на корме, сьер. Вот все, что я могу сказать. Обычно офицеры сидят где-нибудь там, чтобы прокладывать курс, там, где паруса не закрывают их инструменты. Одно из двух.
Я вспомнил бушприт, за который ухватился, когда плавал между парусов.
– А разве мы сейчас не в передней части корабля?
– Примерно так, сьер.
– Тогда как мне пройти дальше?
– Это там, – он указал рукой. – И держи нос по ветру, как говорила обезьяна слону.
– А ты не мог бы подробно рассказать мне, куда идти?
– Мог бы, сьер, но это было бы невежливо. Можно дать тебе один совет?
– Это именно то, чего я прошу.
– Оставайся с нами, пока мы не переберемся в более безопасное место. Тебе нужен офицер. Как только мы найдем этого человека, мы сведем тебя с ним. А если ты пойдешь один, рыскуны наверняка тебя прирежут.
– Из этой двери сразу направо, потом прямо до трапа. По нему наверх и в самый широкий коридор, – сказал Пурн. – Ступай.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Пойдем, Зак.
Волосатый человечек кивнул, а как только мы вышли, тряхнул головой и заявил:
– Плохой!
– Я знаю, Зак. Нам надо найти укромное место, чтобы спрятаться. Понимаешь? Смотри по эту сторону, а я буду смотреть сюда. Только тихо.
