Стефано аккуратно разложил на столе еду для завтрака. По скромности трапеза не уступала простой обстановке хижины – коврига хлеба и немного сыра, дары верных братьев и сестер, которые с трогательным рвением пеклись о нем и об отце Джакомо, хотя сами были едва ли богаче, чем проповедники. Для питья стоял кувшин с водой. Свежей, прозрачной водой из маленького родника, бившего из скалы прямо позади их домика.
Стефано отодвинул в сторону тяжелый полог, служивший дверью, так что, сидя за столом, они могли взирать вниз, на город. На Иерусалим, Священный Город, город Давида и Иисуса. До этого они жили в черте города, и тогда им все время приходилось перебираться с одной квартиры на другую. Братья и сестры по вере буквально состязались за право предоставить им кров и кормить их. Тем не менее спустя какое-то время отец Джакомо предпочел подыскать постоянное жилище и вскоре нашел эту хижину. Ее совсем недавно покинули предыдущие хозяева, оставив даже посуду. Иногда, набирая в кувшин воду из родника, Стефано задавался вопросом: почему жильцы оставили хижину? Она не была ветхой, а ее месторасположение – прямо на склоне под прикрытием горы, с чистым источником и открывающимся у ног видом на город – было неправдоподобно удачным. Что это было – судьба, указующий перст Господа? Стефано ничему бы не удивился. Это был бы всего лишь один из многих знаков, свидетелем которых он становился за свою жизнь. Ведь именно на следующий день после того, как они покинули город и перебрались в эту хижину, янычары начали обыскивать весь город, охотясь за ними.
Стефано поставил на грубо сколоченный стол две тарелки и две кружки. Отец Джакомо должен вот-вот вернуться с молитвы на горе. Он всегда поднимался на гору немного повыше, чтобы помолиться там, как всегда поступали апостолы, ученики Христа. И он всегда ходил в одиночестве. Стефано не обижался, что ему не разрешалось сопровождать его. Сколько он себя помнил, отец Джакомо время от времени всегда удалялся куда-то. Иногда это были лишь несколько часов в месяц, в которые он желал, чтобы никто не мешал ему, иногда это происходило чаще. С тех пор как они прибыли в Иерусалим, он уходил каждый день на несколько часов. Чаще всего исчезал еще до рассвета и возвращался только тогда, когда солнце уже стояло высоко в зените. Обязанностью Стефано было приготовить за это время завтрак и прибрать хижину. Управившись, он вставал у входа и смотрел вниз на город, простиравшийся у его ног, словно царская корона, покоившаяся на подушке, сотканной из самых разных ниток. Солнечные лучи отражались в куполах мечетей, заставляли сверкать синагоги, как драгоценные камни, а кресты на церквях – искриться как алмазы. Никогда и нигде не видел он ничего более красивого.
Стефано прислонился к косяку двери и задумался. Он попытался представить себе, как будет выглядеть Иерусалим, когда крестовый поход завершится победой. Останутся ли стоять мечети и синагоги и будут ли радовать глаз прохожего своей красотой? Или они будут полыхать, лежать в развалинах и постепенно заменяться вновь построенными храмами, базиликами и соборами? Он отметил, что это представление ему не понравилось и настроило его на грустный лад. Без изящных минаретов и больших сводчатых куполов синагог город был бы обеднен, подобно лугу без красочного пиршества разнотравья.
Цветочные луга... Стефано переступил на другую ногу, представив себе луг, пестрящий яркими цветами и цветущими кустарниками. На свете существовало такое множество самых разных цветов! А разнообразие видов животных, зверей никогда не укладывалось в его воображении. Даже количество не похожих друг на друга бабочек и насекомых всегда поражало его. Даже камни, галька и скалы, и те не походили друг на друга. А что уж говорить про людей! Каждый был на свой лад – высокие и низкие, толстые и тонкие, темноволосые и блондины... Почему? Почему Бог создал всех разными, каждую Божью тварь, обитающих на земле, в воде и в воздухе, каждое растение, даже малюсеньких насекомых?
Потому что Господь любит многообразие, подумал Стефано, втянув воздух полной грудью. Как прекрасен этот мир, как неповторимо красив!
А как же религии? Они что, тоже были лишь частью этого угодного Богу разнообразия, отдельной краской дивной радуги? Может быть, мусульмане, христиане, иудеи были частями единого целого, призванными придать миру свой красочный нюанс? Были ли они реками, берущими начало из одного источника и впадающими в одно и то же море? И какие еще существовали реки, которых он не знал, но которые имели то же происхождение? Бог создал мир. И Он увидел, что это было хорошо. Относилось ли это и к мусульманам, и к иудеям? Любил ли и их Господь точно так же, как отец любит всех своих сыновей, какими бы разными они ни были, возлагая на каждого задачу, соразмерную его способностям? Были ли все они сынами одного отца?
Шум осыпающихся камешков на песчаном грунте заставил Стефано вздрогнуть. Отец Джакомо возвращался со своей молитвы на горе. Юноша невольно вытянулся в струнку и отвел взгляд от города. Сам не ведая по какой причине, он чувствовал угрызения совести. Был ли он обязан исповедаться в своих мыслях?
– Стефано! – окликнул его проповедник, подходя ближе.
Каждый раз, глядя на лицо учителя, Стефано спрашивал себя: почему у него такое гладкое лицо, подобающее скорее юноше? Ведь оно должно быть старым, испещренным морщинами, волосы должны бы быть седыми и редкими, рот беззубым. Да и сам он должен был бы выглядеть старше.
Как-то раз Стефано спросил об этом отца Джакомо. Тот велел ему заглянуть в Библию, в Книгу Бытия. Господь наградил многих своих пророков долгой жизнью. Например, Авраама. Это высшая милость, награда за верность. Сегодня Стефано впервые усомнился, так ли это на самом деле.
– Жарко нынче, – произнес отец Джакомо, утирая рукавом своего длинного одеяния пот со лба. – Еще немного, воздух раскалится – и начнет рябить в глазах. Тогда нам придется укрыться в прохладной пещере и там дожидаться вечера.
– Да, святой отец, – согласился Стефано.
Вход в пещеру был расположен неподалеку от их хижины и был сокрыт от посторонних глаз раскидистым кустарником. Преодолев множество извилистых переходов и штолен, оттуда можно было попасть к их тайному месту собраний под стенами города. Это была еще одна удача, несомненно свидетельствующая о том, что они следовали Божьей воле. И все же в его сердце появилась отравленная заноза, подобрать название которой было не в его силах. Что это было – надменность, гордыня, неверие? Дурное сатанинское семя?
– Стефано, что с тобой?
Юноша почувствовал, как лицо его заливается краской под испытующим взглядом учителя.
– Ничего, – пробормотал он, прекрасно отдавая себе отчет, что лжет, хотя и не смог бы сформулировать причину своего душевного смятения. У него было такое ощущение, что он выпил бутылку раскаленного масла и все его внутренности съежились. И почему эти странные мысли лезли ему в голову? – Пока я ждал вас, святой отец, я любовался окрестностями.
Отец Джакомо скользнул взглядом по ландшафту и снова пытливо посмотрел на Стефано. Глаза его сузились до щелочек, казалось, они проникали до самого донышка его души. Стефано с ужасом спрашивал
