число их нападений резко сократилось. Допустим, сейчас нам на голову свалился этот христианский проповедник, патер Джакомо, или как он там себя называет. По моим сведениям, он планирует по меньшей мере новый крестовый поход. Но, во-первых, эти инсинуации сильно напоминают разбушевавшуюся фантазию сумасшедшего, а во-вторых, янычары никак не могли знать о его появлении в городе два года назад.
– Тут вы, несомненно, правы. Но одного я все же не понимаю. – Козимо склонил голову набок и посмотрел на наместника. – Если вы убеждены в том, что Рашид сказал вам правду, почему тогда вы держите его за решеткой? И какое отношение имею ко всей этой истории я? – Он улыбнулся своей странной, неподражаемой улыбкой, за которую Анне уже не раз хотелось дать ему пощечину. – Не сочтите, что я не чувствую себя польщенным вашим доверием, Эздемир. Нет, совсем напротив. И тем не менее я спрашиваю себя...
– Мне пришлось заточить Рашида, – перебил его наместник, – ради его же безопасности. Ибрагим вместе со своим мастером поварешки каким-то образом прознали, что янычар хотел поговорить со мной. Они явились ко мне тем же утром, пока Рашид еще был у меня. И утверждали, что предатель не кто иной, как он, и к тому же сторонник таинственного христианского проповедника. Я абсолютно уверен, что они солгали, а в действительности хотели избавиться от неудобного свидетеля. Ибрагим убил бы Рашида прямо на моих глазах, в моем зале для аудиенций, если бы в последний момент мне не удалось это пресечь.
– Вот подонки, – прошептал Ансельмо, и Анна почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Между тем наместник продолжал:
– Чтобы ввести их в заблуждение, я сделал вид, будто поверил их словам. Моим аргументом была идея, что, будучи сторонником проповедника, Рашид владеет ценным сведениями и его нельзя сейчас убивать. На это Ибрагим, разумеется, не мог ничего возразить, не рискуя навлечь на себя подозрение. И поскольку я якобы хотел оградить изменника Рашида от праведного гнева его товарищей, я поместил его в свою темницу, вместо того чтобы отправить в тюрьму янычар.
– А что было потом? – сухо спросил Козимо. – Это случилось три дня назад. Где теперь Рашид?
– Все еще в темнице. Точное местонахождение знаю только я и мой зять. Я спросил Рашида, где он мог бы скрыться, пока Сулейман не пришлет нам подкрепление. И он назвал мне ваше имя и ваш дом.
– Та-ак, – протянул Козимо. – Что ж, это очень мило с его стороны.
– Я... – Наместник начал немного нервничать. – Я послал Сулейману весть о грозящем заговоре. Пока затребованные мною войска прибудут сюда, пройдет, конечно, несколько дней. Это время мы должны использовать, чтобы собрать доказательства вины Ибрагима. – И как вы себе это представляете?
– Мы должны найти тайник, где они хранят оружие и продукты. Для того количества, которое им наверняка удалось собрать за последнее время, казарма чересчур мала.
– Ну хорошо, а что ждет Рашида? Ведь Ибрагим вряд ли будет терпеливо дожидаться суда. У него земля горит под ногами, и чем дольше Рашид остается в живых, тем выше опасность его разоблачения. Лишь мертвому свидетелю нельзя задать неприятные вопросы.
– Да, знаю. Но я понятия не имею, каким образом мы можем обезопасить Рашида, не возбудив у Ибрагима подозрений. Из моей темницы за все время ее существования самостоятельно еще не удалось выбраться ни одному узнику. Поэтому я надеялся...
– Дайте подумать. – Козимо сомкнул кончики пальцев и наморщил лоб. Потом вдруг щелкнул языком, и глаза его загорелись. – Ибрагим хочет, чтобы Рашид умер? Тогда пусть Рашид умрет.
– Умрет? – переспросил наместник.
У Анны замерло сердце. Неужели Козимо совсем лишился рассудка? Окончательно свихнулся? Не может же он всерьез планировать убийство Рашида?
– Умрет? Что это ему взбрело...
– Тихо! – щикнул на нее Ансельмо. – Я же сказал вам, доверьтесь ему.
Легко сказать «доверьтесь»! Ансельмо отпускал шуточки, смеяться над которыми у нее не было сил. Как можно доверять человеку, который только что сказал, что собирается убить Рашида?
– Именно так, Эздемир, пусть Рашид умрет.
– У меня тоже возникала мысль инсценировать его смерть, – отозвался гость. – Но Ибрагим пожелает увидеть труп, чтобы собственными глазами убедиться в его смерти.
– Исходя из этих соображений, пусть Рашид сгорит в своей камере. Самоубийство, чтобы избежать вашего допроса и не выболтать тайны проповедника, – вот ваша официальная версия. И Ибрагиму останется думать о смерти Рашида все, что ему заблагорассудится. Может, он решит, что янычара заставил замолчать кто-то из его доверенных. Дайте Ибрагиму спокойно осмотреть выгоревшую камеру и обуглившийся труп. А к тому времени Рашид изменит свою внешность и будет находиться в безопасности у меня.
Ансельмо метнул на Анну торжествующий взгляд, словно говорящий: «Ну что, разве я не прав, что Козимо можно доверять?»
– Откуда же прикажете взять труп? Наверняка Ибрагим что-то заподозрит и пожелает ощупать каждую косточку.
Козимо равнодушно пожал плечами:
– Думаю, это не составит проблемы. Разве на городских улицах каждый день не умирает куча безымянных и неимущих?
Наместник помолчал, после чего согласно кивнул головой:
– Похоже, это неплохой план. И когда мы приведем его в исполнение?
– Чем раньше, тем лучше, – серьезно ответил Козимо, и душа Анны возликовала. Перед ее глазами возникли картины темных, тесных камер без окон, кишевших крысами, паразитами и возбудителями всевозможных болезней. Сама мысль о том, что Рашида держали в одном из таких мрачных застенков, какими бы благородными ни были мотивы, заставляла ее сердце сжиматься. – Нам понадобится какое-то время для подготовки. К тому же днем огонь в одной из камер вашей темницы был бы обнаружен слишком быстро, а мы не можем себе позволить, чтобы пожар был потушен, прежде чем труп станет неузнаваемым.
