младенцем. Теперь пришла пора возвратить ребенка отцу, и я с радостью взял на себя этот священный долг, возложенный на меня всемогущим Аллахом.
Муэдзин скривил губы. Возразить было нечего.
– Хорошо, – изрек он наконец. – Я доведу эту историю до сведения прихожан, если они снова обратятся ко мне. – Он слегка поклонился. – Да благословит вас Аллах.
– Вас тоже, – ответил Али. – И не забудьте регулярно принимать лекарство.
Когда за муэдзином закрылась дверь, Али с облегчением вздохнул.
У него было ощущение, что он несколько дней и ночей подряд работал без отдыха. Воистину Богу незачем карать грешников, обрекая их на вечное проклятие.
Ад уже есть на земле, его создали сами люди. Али устало потер лоб.
– Али! – Дверь приоткрылась. Мишель, стоя на цыпочках, пыталась ухватиться за дверную ручку. – Можно войти?
Али улыбнулся.
– Конечно, малышка. Входи. Я только что проводил последнего пациента.
Девочка подбежала и вспрыгнула к нему на колени.
– А этот дядя с длинной бородой – он что, Санта-Клаус?
Али не знал, что ответить. Он не имел ни малейшего понятия, кто такой Санта-Клаус. Вероятно, это кто-то из того мира, в котором жила Мишель. Мира неизвестного и непонятного.
– Расскажи мне про Санта-Клауса, – попросил Али. – Он добрый или злой?
– Он добрый, – ответила девочка. Ее милое личико осветилось улыбкой, в глазах блеснул огонек. – У него длинная борода и санки. И олени. Он приносит подарки.
– Тогда этот человек не Санта-Клаус, – твердо сказал Али. Он поцеловал ее в благоухающие розовым маслом волосы. Мишель, в платье из красного шелка, нижний край которого был расшит желтой вышивкой, была необыкновенно хороша. Наверное, так выглядят ангелы, подумал он. Ах, если бы то, что он сказал муэдзину, было правдой! Если бы это очаровательное существо с горящими голубыми глазами и лучезарнейшей улыбкой было его ребенком! Его маленькой родной дочкой. Как это было бы чудесно.
– Почему ты улыбаешься? – Мишель серьезно посмотрела на него. Меж ее бровей образовалась складочка, которая сразу напомнила ему о Беатриче. Она часто смотрела на него с таким выражением.
Али погладил ее по голове:
– Просто вспомнил что-то очень хорошее.
Его ответ, кажется, полностью удовлетворил Мишель. Она снова прильнула к нему. Затем, словно вспомнив о чем-то важном, выпрямилась и стала что-то искать. Наконец с гордым видом протянула ему свернутый кусок пергамента.
– Это я для тебя нарисовала.
Али с умилением стал рассматривать какие-то непонятные круги, штрихи и пятна. Мишель, очевидно, раздобыла где-то чернила и перо и поэкспериментировала на пергаменте.
– А что здесь на твоем рисунке?
– Это ты. А это я. – Мишель тыкала своим крохотным указательным пальчиком в какие-то кружки, которые только при очень большой фантазии можно было назвать человеческими головами. От них во все стороны тянулись какие-то странные длинные линии. Али решил, что это волосы. – А это Саддин. Он следит за нами.
Али как током ударило: Мишель изобразила кочевника в виде ангела. А ведь они никогда не говорили о его смерти. Может быть, она догадалась? Али когда-то слышал, что дети обладают более тонким чутьем, чем взрослые, и знают больше того, что им рассказывают.
А может быть, она просто услышала о смерти кочевника из разговора слуг?
– А что здесь? – спросил Али, указывая на четвертый круг в левом верхнем углу рисунка. – Это солнце?
Мишель передернула плечиками.
– Не знаю, – сказала она. – Это просто каракули.
У Али захватило дух: каракули имели форму глаза!
Чем дольше он всматривался в рисунок, тем четче казалось изображение.
Мишель снова ластилась к нему.
– Когда придет мама?
Али вздохнул. Из всех вопросов, которые задавала малышка, этот был самым страшным. Что он мог ей ответить?
Разве что назвать какой-нибудь срок, надеясь на то, что она в силу своего возраста не уличит его во лжи? Нет, он этого не сделает. Он не может лгать ребенку. Ни за что на свете.
– Не знаю, – тихо произнес Али. – Поверь, я и сам хотел бы это знать.
Он нежно погладил Мишель по голове, рассеянно глядя на ее рисунок.
И вдруг его осенило. Это было как удар молнии. Он должен разыскать того человека. Сегодня же вечером он займется этим. Лично. Он будет стоять у двери еврея до тех пор, пока тот его не примет. Даже если придется стоять там целую вечность.
