прилюдно. Пусть идет с нами в зал заседаний, там и доложит.
— Нет! — с ужасом возразил посланец. — Только не там! Эти зловредные маги накрепко заперли зал.
— Трайт, — только и произнес Лизаэр.
Поймав гневный взгляд Дигана, он сделал успокаивающий жест.
— Никто из находящихся в зале не пострадает.
В сумраке блеснули аметисты и бриллианты. Главнокомандующий резко повернулся и потребовал:
— Пропустите гонца ко мне. Я выслушаю его здесь.
Солдаты расступились. Рубашка посланника была разодрана на плече, исцарапанные пальцы правой руки кровоточили.
— Это чудо, что я вообще добрался до вас, господин главнокомандующий. Чернь вооружается, троих советников Морфета уже забили до смерти.
Диган, поморщившись, дернул посланца за воротник.
— Давай говори дело!
Увидев, кто является спутником главнокомандующего, гонец сник.
— Не могу, господин Диган. Этот светловолосый — прислужник магов!
Главнокомандующий поднял руку, чтобы позвать Гнадсога — пусть сам выбивает сведения из этого дурня. Заметив пристальный взгляд Лизаэра, Диган остановился.
Принц, лишенный всех прав на королевский престол, мягко сказал:
— Гонец не виноват. После предательства Аритона он вправе и меня считать врагом. Позвольте же мне доказать обратное: ему, вам и всем жителям Итарры.
Принц в синем камзоле был просто великолепен; могущество в сочетании с истинным благородством действовали неотразимо.
Растроганный гонец плюхнулся на колени.
— Простите меня, милосердный господин.
Он хотел поцеловать у Лизаэра руку, но застеснялся своих окровавленных пальцев.
Лизаэр дружески похлопал оторопевшего посланца по плечу.
— Забудем о титулах. В борьбе против Повелителя Теней мы с тобой совершенно равны.
Затем, словно не видя, как солдаты Гнадсога направо и налево расшвыривают толпу, и забыв, что город окутан тьмой, Лизаэр вежливо попросил гонца рассказать, с чем он явился.
Завороженный Диган наблюдал, как этот жалкий человечек перестал трястись и начал связно говорить. Новость была не из приятных: Трайт своей магией пленил сановников государственного совета. Угрюмый, чем-то похожий на старого тигра, Гнадсог заявил, что высадить двери было бы парой пустяков, но как разобраться с этими магическими штучками, он не знает.
— Мы не станем применять силу, — уверенным тоном возразил Лизаэр. Потом, обращаясь к гонцу, спросил: — Ты ведь был возле здания совета. Что сталось с громадным помостом, построенным для церемониальной речи этого самозванца?
Гонец закатил глаза.
— За помост идет сражение. Туда явилась ватага подмастерьев с ломами и кольями. Они хотели разнести помост в щепы. Тогда крестьяне загородили помост перевернутой телегой, стали махать знаменами с леопардом и кричать, что все равно добьются своих прав, записанных в королевской хартии.
— Значит, одни лихие горлопаны схлестнулись с другими? — усмехнулся Лизаэр. — Лучшего не придумаешь.
Он засмеялся и сияющими, торжествующими глазами поглядел на ошеломленного Дигана и насупленного Гнадсога, раздраженно потирающего ссадины на правой руке.
— Поскольку ваши сановники сейчас не в состоянии успокоить горожан, мы это сделаем вместо них.
Двигаясь быстрым шагом, солдаты Дигана достигли площади. Гнадсог построил своих людей в форме клина и ударил по бунтующим подмастерьям сзади. Палкам этой крикливой оравы противостояли мечи и древки алебард, а потому сопротивление было сломлено в считанные минуты. Не больше времени понадобилось и на то, чтобы пробиться сквозь рассыпавшиеся дыни и стреноженных полураздавленных кур. Солдаты мигом поставили телегу обратно на колеса. Меж тем недавние враги объединились перед общей опасностью и устремились на солдат.
Стараясь не забывать, что вокруг идут стычки, Лизаэр начал подниматься на помост. Лестница, ведущая туда, никем не охранялась. На ступенях валялись обрывки лент, флагов и знамен с леопардом. Последним изрядно досталось от пламени факелов, отчего традиционные цвета Фаленитов — зеленый и серебристый — стали траурно-черными. Лизаэра снедало желание как можно скорее восстановить мир и покой в этом городе, однако принц задержался возле крестьянского парнишки. Кто-то заехал ему мечом по щеке. Опустившись на колени, бедняга зажимал рану обрывком церемониальной ленты. Ободряющее слово, дружеское похлопывание по плечу, легкая шутка — и мальчишка заулыбался в ответ. Лизаэр знал, что эта рана не зарубцуется, зато девчонки из таверн будут одаривать парня вниманием. Вот и еще один маленький упрек Аритону, затеявшему злодеяние. Даже не подозревая, что враждебность к брату намеренно раздута и поддерживается в нем чужеродной силой, Лизаэр ступил на помост. Здесь Фаленит, предавший собственных предков, должен был бы возвестить о том, что он берет Итарру под свое покровительство.
Содружество не случайно выбрало именно это место для помоста; он был хорошо виден из любой точки площади, а произнесенные слова разносились на большое расстояние. Лизаэр остановился между раздробленными столбами навеса, оглядывая каждый уголок площади.
Перед его глазами разворачивалась трагедия Итарры, и тусклый свет редких фонарей выхватывал фрагменты этой жуткой мозаики... Кучка орущих ремесленников, потрясающих в воздухе орудиями и палками... Шайка оборванцев, празднующих удачный грабеж... Женщина, обеими руками поддерживающая разорванное платье... Доведенный до отчаяния добропорядочный старик с обломком цветочного горшка — единственным оружием, которым он пытается защититься от напирающих негодяев...
Тревога за судьбу этих невинных жертв рассеяла последние остатки смятения, владевшего Лизаэром с момента пробуждения на полу арсенала. Сущность Деш-Тира полностью и бесповоротно изменила его представления о друзьях и врагах.
Ничего не зная о своем одержании, Лизаэр теперь винил магов в том, что они пытались силой своего искусства затуманить ему разум и сбить с толку. Он не сомневался: когда стало ясно, что коронация провалилась, Содружество само подбило Аритона бежать, ибо маги упорно отказывались верить в его пиратское прошлое и причастность к чудовищным преступлениям. Аритон — предатель и преступник, и никакой пощады ему быть не может. Лизаэр понимал и другое: беспорядки, охватившие Итарру, одной только силой не остановишь. К нему вернулось прежнее сочувственное отношение к людям, и Илессид осознал всю жестокость своих прежних намерений, когда он хотел с помощью рукотворного света очистить небо от ненавистных теней.
Как вовремя он это понял! Люди, охваченные паникой, вполне могли бы посчитать его благие намерения очередным ударом магии Содружества. К чему бы это привело — догадаться нетрудно. Нет, надо действовать тонко, чтобы люди обретали, а не теряли разум. Свет должен изливаться мягко и нежно и становиться целительным бальзамом для кровоточащих ран несчастного города.
Лизаэр поднял руки.
За месяцы, проведенные в битвах с Деш-Тиром, дар света стал куда более подвластным воле принца. Сражаясь бок о бок с Аритоном, Лизаэр полностью уверился в своей способности разрушить любую рукотворную тень.
Лизаэр не реагировал на крики и треск ломающихся деревянных палок, которыми обезумевшие бунтовщики пытались сражаться с солдатами Гнадсога, — находясь как будто вдалеке от всего этого, принц сосредоточился и направил в воздух неяркий лучик света. Тихо и незаметно он старался проверить, насколько прочна тьма, наведенная Повелителем Теней на город.
Рукотворная тьма мгновенно поглотила рукотворный свет. Непроницаемая, как воды океана, черная, как покрывало смерти, она просто посмеялась над его усилием. От злости Лизаэр топнул ногой. Никакая завеса не вечна. Никто, даже маги Содружества, не обладает неограниченной силой. Лизаэр призвал на подмогу
