Игнатию коньяк. Мне стало страшно. Я Игнатия никогда таким не видела, он как больной сделался. Глаза горели, руки тряслись, когда он эти журнальчики похабные листал. А хозяин хоть и пьян, а все видит. И подкладывает Игнатию разные красивые вещи. А где работает, не говорит. Смеется: «Мы с тобой еще все обсудим». Тут пришла эта девчонка. В халатике. Она в ванной мылась, что ли. Виктор спрашивает: «Игнатий, как киска, нравится? А какие формы? Киска, покажись моему другу!» И представляете, она распахивает халатик и крутится перед нами голая! Тут я не выдержала, схватила Игнатия за руку и сказала: «Хватит, уходим». И Игнатий словно протрезвел. Встал вслед за мной. Виктор совсем пьяный. Кричал вдогонку: «А я хотел тебе киску подарить». Мы ушли, но Виктор дал Игнатию свой телефон. Я видела, бумажку сунул. Они наверняка встречаются. — Истомина замолчала и вопросительно посмотрела на Корнилова, ожидая, что он скажет.
Корнилов молчал.
— Эта роскошь, эти деньги — откуда?! Ведь это все украдено! Такое не приобретешь честно. Виктор нигде не работает… Я уверена. Он вор! А Игнатия с тех пор не узнать. Забросил свою диссертацию, стал нервным, злым. И деньги у него появились. Он ни о чем другом не хотел говорить, кроме как о деньгах, о материальном благополучии. То предлагал продать все старинные гравюры, что висят у деда, то дедовы книги, то собирался с кем-то поехать в Архангельскую область скупать у колхозников старинные иконы. Деньги, деньги, деньги… Это же наводнение какое-то! Он стал избегать меня, и с дедом начались контры. — Она безнадежно махнула рукой. — Ну, что вы молчите? Это все несерьезно?! Женские бредни?
— Очень серьезно, Наталья Сергеевна. Очень. Мы во всем тщательно разберемся. Но какое отношение ко всему, что вы рассказали, имеет ограбление в Тучковом переулке?
— Как? Вам непонятно? — искренне удивилась Истомина. — Виктор наверняка ограбил кассиршу, а этот хлюпик Игнатий помог ему. Товарищ Корнилов, ну как же это вышло? Он вырос в культурной семье, получил высшее образование… И стал преступником? Так же не бывает — был хорошим, стал плохим! Вы должны ему помочь!
— Должны, должны, — пробормотал Корнилов, а сам подумал: «Ты, девочка, задаешь мне вопрос, на который трудно ответить. Был хорошим, стал плохим. Почему? Я вот столько лет в уголовном розыске проработал, а как часто становлюсь в тупик, когда мне такой вопрос задают. Мы обратную сторону Луны лучше знаем, чем душу человека…»
— На образование вы зря уповаете, Наталья Сергеевна. У нас ведь, когда говорят «образование», как правило, имеют в виду сумму знаний, которые человек в институте получил. А сумма знаний — это еще не мировоззрение!
Теперь молчала Истомина.
— Я читал где-то — образование нужно понимать как образование человека. И задача стоит перед школой не просто научить человека чему-то, а образовать, создать его. Создать человека! А мы вот просвещением больше занимаемся. Министерство так и называется — Министерство просвещения.
Корнилов поднялся с кресла и достал из стола несколько фотографий, среди которых была фотография Самарцева. Подал пачку Истоминой:
— Наталья Сергеевна, среди этих людей вы никого не узнаете?
Она смотрела очень внимательно, медленно откладывая снимки на стол. Положив последний, подняла на Корнилова глаза и покачала головой:
— Нет. Я никого из этих людей не видела.
— А Виктора здесь нет?
— Нет, это очень приметный хлюст. С небольшими усиками…
— Да ведь усы можно и сбрить.
— Нет, Виктора здесь нет, — сказала Истомина твердо.
— Вы не помните его адрес? Той квартиры, куда вы ездили в прошлом году?
— Точно не помню, но могу отыскать этот дом.
— Вы не откажетесь написать то, что рассказали?
— Нет, конечно. Время у меня есть. Я перенесла свои лекции.
— Прекрасно. Вы сядете за стол в приемной и все спокойно напишете. Сочинение на вольную тему, — улыбнулся Игорь Васильевич. — Вы же преподаватель литературы!
Истомина не поддержала его шутку, нахмурилась.
Корнилов вздохнул и повел ее в приемную, к Варваре. Но прежде чем открыть дверь из кабинета, остановился и спросил:
— Вы что же, Наталья Сергеевна, верите в такое мгновенное перерождение человека?
Истомина опустила глаза.
6
Отпустив Истомину, подполковник позвонил в Василеостровский райотдел Алабину. Справился, нет ли чего нового.
— Все тихо, товарищ подполковник, — доложил Василий. — Мне товарищи из Тучкова переулка каждый час докладывают.
— Смотри, Василий! У Самарцева мало времени осталось. Он до отхода поезда обязательно там побывать должен. К вечеру надо усилить засаду.
— Вы, товарищ подполковник, не приедете?
— Приеду. — Корнилов еще вчера решил участвовать в операции. Слишком серьезное было преступление. — Я сейчас еще побываю на месте. Пройдусь засветло… Ты приезжай, согласуем все окончательно. Машину я у Тучкова моста оставлю…
Игорь Васильевич не спеша прошел по переулку, по двору, стараясь запомнить поточнее расположение подъездов, дверей в подвалы, сарайчиков. Двор выглядел мирно.
Алабин ждал Игоря Васильевича в машине на набережной. Смотрел задумчиво на мальчишек, удивших рыбу. Шофер дремал, свернувшись калачиком, положив под голову волосатый кулак.
Корнилов постоял немного у парапета рядом с мальчишками. Поплавки нервно мотались в самом центре огромного, маслянисто поблескивающего пятна мазута. Воды было много, она уже подобралась к чугунной ограде набережной. Напротив, на другом берегу, рядом с освещенным солнцем нарядным зданием Тучкова буяна, нескладно громоздились постройки научно-исследовательского института.
— Ни чешуи, ни рыбы! — пожелал мальчишкам рыбацкого счастья Корнилов, садясь в машину.
Младший посмотрел на него исподлобья, сердито, а старший улыбнулся, сказал:
— К черту!
Около Военно-морского музея Корнилов попросил шофера остановиться.
— Давай, Василий, заглянем в «Бригантину». Наведем справки об одном деятеле по имени Виктор да заодно пройдемся пешочком…
Они отпустили машину и, перейдя улицу, не спеша двинулись по мосту Строителей.
Игорь Васильевич опять вспомнил о Мавродине и, в который уже раз, пожалел, что не был у него на похоронах. «Да что похороны, просто последний долг, — подумал он. — А вот за то, что я его при жизни забыл, нету мне прощения».
— Мавродин-то от чего умер?
— Сердечник, говорили, — как-то безразлично, как показалось Корнилову, ответил Алабин. — Да ведь он совсем старый был…
— Старый? Это в шестьдесят пять — совсем старый? — недовольно сказал Корнилов.
— Я его не знал, товарищ подполковник. — В голосе Алабина чувствовались нотки оправдания. — Только на похоронах и увидел. Он же пять лет как в отставку вышел.
Да, пять лет уже прошло, как проводили майора Мавродина на пенсию. Корнилов долго хлопотал тогда, чтобы Мавродину дали однокомнатную квартиру. На новоселье у него побывал, да и потом заезжал
