готов к тому времени?» Он специально полистал газеты и нашел обязательства строителей ГЭС. По всему выходило, что с турбиной торопиться незачем — первоначальные сроки были увязаны очень туго...
— Ну что ж, теперь займемся главным! — сказал Василий Константинович после того, как утвердили план текущего номера. — Из промышленного отдела все сотрудники пришли?
— Все, — откликнулся Возницын, — Даже дежурный читчик здесь.
— Правильно, Это наш бенефис, Как мы построим обсуждение? Может быть, вы первым и доложите? — спросил шеф у Возницына. Редактор чуточку слукавил — роли были распределены заранее.
— Только прежде я хотел бы представить всех присутствующих друг другу, — продолжал он. — Теперь самое время — начнем спорить, так хоть будем знать с кем. — Василий Константинович сделал паузу и продолжил, улыбаясь: — Только чего ж тут спорить? Дело-то вон какое большое!
— У нас спорщики всегда найдутся, — строго бросила Соленая. — Мы на то и газетчики, чтобы все взвесить.
— Ну вот, с Аллы Николаевны я и начну представлять наших членов редколлегии, — сказал редактор. — Самая жаркая спорщица — товарищ Соленая. Прошу любить и жаловать. Заведует отделом культуры. Но спорит не на страницах газеты, а только в редакторском кабинете. И только на одну тему — почему статьи отдела культуры слетают с полосы. Я вам, товарищи гидротурбинщики, выдам секрет, но только вам. — Редактор улыбнулся чуть плутоватой, доброй улыбкой. Он умел так улыбаться. — Слетают статьи, потому что скучные.
В зале засмеялись. Шеф не раз подтрунивал над Соленой, но все знали, что Алла Николаевна его главная советчица.
Василий Константинович представил всех членов редколлегии, потом обернулся к пожилому крупному мужчине с обвислыми, как у бульдога, щеками.
— Александр Александрович Матвеев, начальник гидротурбинного, всему делу — голова.
Матвеев слегка поклонился.
— Вы, Александр Александрович, представите своих коллег? — спросил редактор.
— Да, конечно, — Матвеев кивнул сидящему рядом с ним широколицему улыбчивому парню:
— Петр Иванович Зайцев, начальник участка.
Потом перевел взгляд на молодого пижонистого мужчину в замшевой куртке:
— А это Леонид Петрович Куприянов, наш парторг. В трудные минуты встает к своему карусельному...
— А в легкие пытается с Александром Александровичем придумать, как бы избежать этих трудных минут, — весело сказал Зайцев.
— Пытаемся, — усмехнулся парторг. — Да только без особого успеха.
Возницын достал из малиновой папки члена редколлегии несколько листочков и бросил мимолетный взгляд на Алексея Ивановича. И была в его взгляде, и тревога, и мольба, и, как показалось Рукавишникову, даже угроза. А может, Алексею Ивановичу это только показалось. Правда, у Возницына были основания для такого взгляда. Накануне вечером Алексей Иванович зашел к нему и высказал свои сомнения по поводу шефства:
— Отложи, старик, вопрос. Посоветуйся со специалистами, съезди в Москву, в Госплан.
— Ты что, Алеша, обалдел! — возмутился Возницын. — Все давно согласовало. Не я ведь выдумал обязательства. Их принимали в цехе.
— Но ты же хочешь раструбить о них на весь Союз.
— Ты против шефства?
— Нет, не против, — покачал головой Рукавишников. — Но не хочу, чтобы газета поддержала опрометчивое решение.
— Что мне выяснять? — Густые Гришины брови полезли вверх. — Дело-то ясное, как дважды два!
— Представь, старик, что турбина готова на полгода раньше, а ГЭС еще не построили! И будет она ржаветь на заводском дворе! Неужели непонятно? — раздражаясь, сказал Алексей Иванович. — Я уж не говорю о том, что затрачен труд людей, использован металл, дефицитные материалы, которые распределяются в строгом соответствии с планами! Но турбина еще и морально стареет!
— Ну и ну! — развел руками Возницын. — Да ты просто дока в энергетическом машиностроении! Неужели ты думаешь, что все остальные простофили?
Алексей Иванович понимал упрямство Возницына. Место слева от главного редактора, где обычно сидел Головко, один из его заместителей, пустовало уже два месяца. Головко проводили на пенсию. Это был первый случай на памяти Рукавишникова, когда сотрудник редакции сам, по своей воле, ушел на пенсию. В редколлегии, пожалуй, два или три человека не перевалили за шестьдесят. В конце прошлого года отметили пятидесятилетие главного и Соленой. «Да Гриша мой ровесник», — прикинул Алексей Иванович.
Самому Рукавишникову сегодня исполнялось сорок восемь. С утра он побывал в магазине, потом договорился в ресторане «Север», что к пяти заедет за котлетами по-киевски и шампанским, которое перед Новым годом всегда исчезало с прилавков магазинов. Гриша Возницын обещал привезти из дому знаменитые фирменные пирожки с мясом, которые мастерски готовила его жена...
О том, что Возницына собираются сделать замом, стали говорить, как только ушел Головко. Слухи, наверное, доходили и до самого Возницына, но он молчал. Даже с Алексеем Ивановичем не перемолвился об этом ни словом, хотя обычно делился своими переживаниями.
Исчерпав во вчерашнем споре все аргументы и почувствовав, что Алексей Иванович может своими сомнениями посеять на редколлегии недоверие к его проекту, Возницын попросил:
— Не встревай ты, Алеха, в это дело! Главное — завтра все утвердить. Опубликуем решение о шефстве, условия соревнования, а потом будем подгонять детали. На заводе тоже не лыком шиты, в политике разбираются. — Он не выдержал сердитого тона и улыбнулся:
— Друг ты мне, Алеха, или нет?
Что и говорить — с Гришей Возницыным Рукавишников был знаком очень давно. С довоенных лет. Перед самой войной они учились в одной школе, в параллельных классах. Да и весной сорок второго, когда оставшихся в живых ребят собрали в тридцатой школе, на Среднем проспекте, первым, кого повстречал там Рукавишников, был Гриша Возницын.
...Гриша докладывал сжато, не рассусоливал. Рукавишникову нравились деловитость и рационализм в своем приятеле. И сейчас, несмотря на то что он не во всем был с ним согласен, Алексей Иванович отметил про себя, что Возницын многое успел сделать. Партком завода уже утвердил заводской контрольный пост, сотрудники промышленного отдела побывали в командировках на предприятиях, которые должны поставлять цеху новое оборудование. В проектный институт Возницын съездил сам, выступил там на общем собрании...
— Вот молодчина-то, Гришенька! За всем усмотрел, — восхитилась Алла Николаевна, когда Возницын закончил свое сообщение. Редактор посмотрел на нее строго, а один из представителей завода, парторг Куприянов, засмеялся. Даже начальник цеха, преодолев свою сосредоточенность, поднял наконец голову, посмотрел на Соленую с интересом. Уж больно по-домашнему, совсем как добрая бабушка послушного внучка, похвалила она докладчика. К таким репликам Аллы Николаевны в редакции уже давно привыкли, но гостям Соленая, наверное, показалась забавной. Частенько на редакционных летучках кто-нибудь покритикует материал отдела культуры, Алла Николаевна разулыбается вся и запоет:
— Милые вы мои, да как же вы не заметили в этой статье тему-то огромную. Значимую! Ведь сколько сейчас внимания уделяет партия и правительство нашей самодеятельности!
Статьи о работе коллективов художественной самодеятельности были главным коньком Соленой, — все восторженные, все на один лад, как расписные матрешки из сувенирного магазина. Без проблем, без анализа, они нравились только самой Алле Николаевне да заведующей отделом культуры облсовпрофа. Редактор недовольно морщился, когда очередную статью приходилось ставить в номер.
Не было ни одной летучки, на которой бы не выступала Соленая. Иногда и выступать-то, кажется, не о чем. Напечатает кто-то из молодых репортеров заметочку в пятнадцать строк — не важно какую — о театральной премьере, об открытии новой автобусной станции, о том, что выпал первый снег, — для Соленой и это тема:
— Ну до чего хорошо написала Танечка заметку! Блеск! Как точно, как четко выражена идея — ну прямо
