Ленке, стиснув кулаки.
– А детей я куда бы дела?! Нет, я тебя спрашиваю!.. Она тут, видите ли, места себе не находила!.. А ты подумала, как я там, с двумя маленькими детьми!
– Прости меня, Оленька, я нечаянно проспала. – Ленка попыталась обнять Ольгу, но та, оттолкнув подругу, отскочила в сторону.
– Да что вы все ко мне пристали? Что я вам – ломовая лошадь? Да плевать мне на ваши березы – трижды, слышишь?!
Катька вдруг заплакала.
– Чего вы все кричите и кричите. А папу нашего, может быть, уже убили. Он же там совсем один. А вы все березы какие-то жалеете. А папу вам не жалко…
– Ну вот, довели ребенка! – в отчаянье заломила руки Ленка.
Уходя, Ленка сказала:
– Одного не понимаю, Моржухина: зачем я Вадима, бедного, прогнала?
Впрочем, и часу не прошло после ее ухода, как на дачу Иваницких прибежала возбужденная Ольга, схватила Ленку за руку, вытащила с террасы, отвела зачем-то в дальний угол участка и там, озираясь, почему-то зашептала…
VIII
В десять часов вечера детей уже уложили спать, а Лилю перевели из хибары на террасу.
Лиля пыталась было протестовать, но Ольга глянула на нее с такой суровой решимостью… К тому же еще до того, как Ольга на нее глянула, Ленка, ни слова не говоря, собрала со стола Лилины записи и вынесла их из хибары.
Прикрыв за собой дверь, Ольга взяла Дашкину коляску и покатила ее к калитке.
– А ты взяла что-нибудь с собой?.. Чтобы накрыть…
– И так не будет видно. Темно же, – возразила Ольга и добавила: – Дашкиным одеяльцем накроем.
Вечер был безлунным. Кое-где на аллее горели фонари.
Приблизившись к первому освещенному пространству, они остановились.
– Ну, чего встала? – рассердилась Ольга.
– А ты чего?
– Слушай, Ленка, если ты и дальше будешь так дергаться…
– А может быть, подождем, пока фонари погасят?
– Ты спятила – в темноте? Что мы с тобой в этой темноте-то увидим?
– Зато и нас не увидят.
– Да пошла ты, трусиха несчастная! Мы с тобой звонить едем. Понятно? Ну и все!
Световой круг они преодолели почти бегом, стуча пустой коляской и скрипя рессорами.
– Ну куда тебя понесло! – набросилась Ленка на Ольгу, едва они въехали в темноту. – Кто же так звонить едет. Сразу видно, что у тебя пустая коляска.
– Да брось ты! – огрызнулась Ольга, но дальше повела коляску осторожно, стараясь, чтобы та не скрипела. Однако стоило им приблизиться ко второму фонарю и вступить в освещенное пространство, как снова Ольгу точно толкнуло в спину и понесло по аллее, а Ленка припустилась за ней.
– Ой, Моржухина! Ты не помнишь, какой телефон у Вадима?! – крикнула вдруг Ленка дурным голосом.
– Ты что, совсем рехнулась? – въехав в темноту, прошипела Ольга.
– Но мы же звонить едем, – шепотом ответила Ленка.
– А фамилию мою зачем орать на весь поселок?
– Ну и что такого? Мы же звонить едем.
– Ничего умнее ты не могла придумать – спрашивать у меня телефон собственного мужа.
Они прошли еще метров десять, когда Ленка опять заорала дурным голосом:
– С тобой о чем угодно забудешь! Даже телефон собственного мужа!
– Дура какая! – простонала Ольга.
– Ты зря так, – обиженным шепотом возразила Ленка, когда они еще чуть-чуть продвинулись вперед. – Что-то мутит слегка. От страху, наверно.
– Если ты еще раз крикнешь, я тут же поворачиваю обратно, – предупредила Ольга.
Угроза подействовала, и Ленка больше не раскрывала рта, даже когда Ольга, оказываясь в полосе света, припускала по аллее, скрипя рессорами и стуча пустым кузовом.
Они переехали через освещенную дорогу и поехали по освещенной аллее.
Они остановились у дома, возле которого спилили березы.
– Вон! Лежат! – простонала Ленка.
– Лежат, куда они денутся, – хрипло отозвалась Ольга.
– Олечка, миленькая, а может, подождем? Может, подождем, пока они заснут? Пока фонари погасят…
– Тихо! – Ольга решительно шагнула к канаве. Она наклонилась, крякнула, подняла с земли тяжелый березовый чурбан, прижала его к животу и заковыляла к коляске, а Ленка вдруг схватила коляску и метнулась с ней в противоположную сторону.
– Ты куда?! – прохрипела Ольга.
– Нельзя, Моржухина! Здесь же самое светлое место!
– Давай назад, дура! – хрипела Ольга, стоя на краю дороги, скрючившись и вздрагивая от напряжения, но не выпуская из рук чурбана. – Назад. Назад давай, слышишь?!
Вид у Ольги был настолько зверский, что Ленка не посмела ослушаться и вернулась. Вместе они уложили чурбан в коляску, та заскрипела, запрыгала на рессорах, но груз приняла.
– Идиотка! – выдохнула Ольга и пошла к канаве.
– Ты спятила?! Оленька, миленькая!..
– Идиотка! – повторила Ольга, наклоняясь над другой чуркой. – Помогла бы лучше!
Ленка сначала вцепилась в коляску, потом, отпустив коляску, метнулась в сторону, противоположную той, в которой была Ольга, и лишь затем подбежала к подруге и помогла ей оторвать от земли березовый чурбан.
– Ты спятила!.. Нас же сейчас… Боже мой… Не довезем же!.. Ну куда ты ее?! – в ужасе шептала Ленка, пока они тащили чурку до коляски, пока поднимали ее, пока втискивали. Ольга сопела и кряхтела, как мужик, а когда чурка была уложена в коляску, снова отправилась к канаве.
– Оленька, я тебя умоляю!
– Заткнись!
Дашкина коляска, после того как в нее уложили третий чурбан, сильно накренилась и просела на рессорах.
– Все, Моржухина! Поехали! К черту!
– Стой! Вдоль забора. Там темнее. По тропинке. Да не туда… Подожди! Я их одеялом накрою, – хрипела Ольга.
Они поехали по малоосвещенной тропинке вдоль заборов. Ленка толкала коляску, а Ольга семенила сбоку, обеими руками подпирая снизу днище и грудью отталкивая от себя кузов.
Едва перебравшись через дорогу и въехав в темноту – фонари в старом поселке уже погасили, –
