Наталья дожидалась своего жениха у входа в магазин. Геннадий заметил ее еще издали: высокая, стройная, она стояла возле витрины в зимней замшевой куртке с откинутым меховым капюшоном. С ее короткой стрижкой ей трудно было дать больше двадцати лет.
«Господи! Да ведь она просто красотка! – подумал Геннадий и тут же поймал себя на том, что подумал об этом почти с ужасом. И еще тоскливее стало на душе. – Когда-то все это уже было. Очень похожее», – подумал Геннадий, подходя к Наталье и обнимая ее за плечи.
– А как поживает рассказ о нас с тобой? – прижалась к нему Наталья.
– Не знаю, – торопливо чмокнул ее в щеку Геннадий. – Редакторша сказала, чтобы я позвонил недельки через две.
– Ну ты даешь!.. Уже и в редакцию успел отнести!.. Хочешь опубликовать его ко дню нашей свадьбы? – пошутила Наталья.
– Понимаешь, Наталкин, там, правда, о нас с тобой только в первой части, а потом… – бережно отстранив Наталью, принялся оправдываться Геннадий, но вдруг улыбнулся и добавил: – Но ведь настоящее искусство невозможно без творческого вымысла! Главное – не историческая достоверность, а достоверность мировосприятия, правда чувств!
– А какая правда чувств у твоего героя?
– Любовь к героине, разумеется.
– Вот и прекрасно! – воскликнула Наталья и повлекла жениха в магазин.
Настроение у Натальи было влюбленно-деловым. То есть она умудрялась обольщать Геннадия, бросать на него нежные взгляды, незаметно пожимать ему руку, как бы случайно класть ему голову на плечо и одновременно довольно ловко устраивала дела, быстро перемещалась от прилавка к прилавку и из отдела в отдел, делала покупки расчетливо и со вкусом, но как бы мимоходом, словно шутя и играя. Она была очаровательна, и все продавцы и продавщицы, едва она подходила к прилавку, тотчас обращали на нее внимание и оставляли других покупателей.
Склонившись над прилавком, Наталья выбирала обручальные кольца, а Геннадий стоял у нее за спиной, вдыхал аромат ее волос, смешанный с запахом мехового капюшона, смотрел на ее стриженый затылок и думал:
«С длинными волосами она была бы еще очаровательнее… Зачем она стрижется?»
Покончив с кольцами, они отправились покупать Геннадию свадебный костюм.
Геннадий стоял в примерочной кабине, а Наталья порхала между вешалкой и зашторенным от посторонних взглядов женихом, по-хозяйски вторгаясь за занавеску, удивительно ловко, словно всю жизнь только этим занималась, примеряла очередной образец на Геннадии, критически обозревая, высказывая суждение и принимая решение до того, как Геннадий успевал обернуться к зеркалу. Она исчезала, а кабина еще некоторое время жила ее стремительной, радостной жизнью, пахла ее запахами, шуршала ее одеждами. Геннадий же угрюмо созерцал в зеркале свое полураздетое отражение и думал с тоской, почти с отчаянием:
«Ну зачем она такая красивая?! Сегодня-то зачем?!»
Странные были у него мысли, и сам он понимал, что странные они у него, но все придирчивее вглядывался в Наталью, точно стремился обнаружить в ее облике какой-нибудь незаметный на первый взгляд изъян – непропорциональность в телосложении или неправильность в чертах лица, – но, видимо, так и не находил того, что искал, потому как все безысходнее становилось у него на душе.
Они сделали уже почти все покупки, когда Геннадий, схватив Наталью за руку, остановил ее вдруг посреди магазина и довольно бесцеремонно развернул лицом к себе.
– Ты сегодня удивительно красивая! – сообщил он ей.
– Правда? А почему таким тоном? Как будто ты меня за это ненавидишь! – рассмеялась Наталья.
– Мне страшно… Мне страшно, что у меня будет такая красивая жена.
– Ничего не поделаешь, Геночка. У великих писателей должны быть красивые жены, – прильнула к нему Наталья.
Потом они приобрели постельное белье.
Потом Геннадий усадил Наталью с покупками в такси. Расставаясь, они договорились, что ужинать Геннадий придет к Наталье.
Домой Геннадий вернулся в еще большей тоске. Слонялся из угла в угол, потом зачем-то сел на стол, зачем-то достал второй экземпляр рассказа и принялся его перелистывать, машинально, не читая и ни о чем определенном не думая. Но вдруг отшвырнул рукопись, вскочил со стула, вновь прошелся по комнате, испуганно как-то оглядываясь, потом хмыкнул, покачал головой и подумал с облегчением:
«Да вот же оно! Конечно!.. Когда я ждал ее у собора!.. Когда я сидел на ступенях и вдруг увидел Наталью с ее иностранцами… Я уже не надеялся, что она придет… И так же вдруг тоскливо стало… Зачем она тогда пришла? Лучше бы не приходила…»
Геннадий вышел в коридор, подошел к ванной, открыл дверь.
«Какие, к черту, распущенные волосы! – подумал Геннадий, стоя на пороге ванной и улыбаясь, странной, неприятной улыбкой. – Она надела мою купальную шапочку… И ничего я тогда не испугался, и все у нас с ней было… Так все естественно и незаметно получилось, что я теперь и не помню… А потом она пошла мыться в душ… Я тогда впервые увидел ее раздетой… Фигура у нее оказалась безукоризненной… И почему-то сразу же закрыл дверь… Почему-то вдруг стало неприятно смотреть на то, как она моется… А потом она была такой радостной, такой заботливой. Она сварила мне кофе… так красиво все накрыла, с таким вкусом – салфеточки, лимончик ровненькими дольками, сырок тоненькими ломтиками… Мы пили кофе и смотрели телевизор… была интересная передача… до сих пор помню… про Испанию, про корриду… А потом мы снова оказались в постели. И снова я ничего не помню… Просто кончилась передача и… И дождя никакого не было…»
Геннадий пошел на кухню, постоял в темноте, не зажигая света, потом задернул занавески, включил лампу.
«Конечно, никуда я за ней не летал. И ни разу с ней не ругался… Любил ходить с ней в компании. Мне нравилось, как на нее смотрят мои друзья… что рядом с Натальей их жены выглядят уродливыми, молодящимися старухами…»
– Спокойно, Наталкин! Никому я тебя не отдам, слышишь?! И пошли они все к черту! – вслух сказал Геннадий.
В коридоре зазвонил телефон.
– Алло! – раздался в трубке женский голос. – Мне вообще-то надо Геннадия.
– Вообще-то Геннадий слушает.
– Гена? Это Виктория Никитична.
– Ой, здравствуйте!.. – Геннадий тут же сменил тон; Викторией Никитичной звали редакторшу, которой он утром отнес свой рассказ. – Вы простите ради Бога, что я…
– Так вот, молодой человек, – перебила его Виктория Никитична. – Прочла я рассказ!
Она сделала паузу, предвкушая вопросы, но Геннадий молчал.
– Значит, мое мнение вас не интересует? Ну понятно. Все вы, молодые писатели, убеждены в своей гениальности.
– Да я просто… – начал было Геннадий, но редакторша снова перебила его:
– Короче, молодой человек: до гениальности пока еще далековато, но рассказ я прочла залпом и тут же отдала его Ивану Яковлевичу, нашему рецензенту. Но и без рецензии могу сказать, что рассказ мы почти наверняка напечатаем… Кстати, есть еще один экземпляр?
– Есть… Есть, конечно.
– Обязательно занеси мне его завтра. Подсуну его читать главному. Уверена, что он ему понравится… Нет, прекрасный ты написал рассказ, Гена! Тонкий, изящный, с совершенно потрясающей концовкой… Честно говоря, не ожидала. Я уже было махнула на тебя рукой… Теперь-то я могу тебе в этом признаться… Нет, правда, здорово!.. А девушка какая получилась сочная! Маринка эта! Сначала она меня немного раздражала, но потом я поняла… Господи, действительно, ради такой изумительной девушки на все можно решиться!.. Сознайся, с натуры писал?
– Да в общем-то…
– Я так и поняла. Сразу чувствуется, что такой характер п р и д у м а т ь невозможно!.. Да, Гена, чуть не
