Путь воина есть решительное, окончательное и абсолютное
принятие смерти.
Миямото Мусаси, книга Пяти колец
Новый день — новые заботы. Сначала похороны дяди. Они проходят в присутствии всех военачальников дзикисидан и куни-сю, мацукэ, генерала, родственников. На кремацию пришли даже священник Родригес с айном. Церемонию проводит толстый буддийский монах в оранжевой сутане. Иезуит морщится, но терпит. После воскурения ладана и других ритуалов, я поджигаю костер. Прощай дядя. Пусть твоя душа покоится с миром или переродится в более хорошего человека. Ну, а если наверху ничего нет, желаю, чтобы из твоего праха выросла красивая сакура. А я буду любоваться ее цветением много-много лет.
После кремации, брат складывает палочками для еды оставшиеся кости и зубы в урну. Почему то особо важной частью тела считается подъязычная кость. Ее Хайра долго ищет в пепле, но все-таки находит. Меня все отговаривали сжигать бальзамированную голову дяди, но я не из тех людей, кто любит по ночам беседовать с останками врагов.
После похорон, начался телёчёдикай — совет старейшин. На нем присутствовали генерал Хиро, пять капитанов, два из которых пришли с тысячей самураев из замка Итихары, мацукэ Мураками, начальник моей охраны, брат и главы восьми семей из Симосы и Кодзусы. С четырьмя из них я уже тесно пообщался — Абе, Хаяси, Арима и Хосима, а вот с Кано, Курода, Мидзуно и Окочи — лишь успел обменяться парой дежурных приветствий. Семьи из Кадзусы привели с собой порядка 800 самураев, таким образом, провинция поставила в мое войско 1800 бойцов. Итого армия дзикисидан плюс куни-сю — под 5 тысяч человек. Не густо. Пока все рассаживаются, напряженно думаю, где взять еще солдат. Пробный шар с Аримой о дополнительной мобилизации крестьян прошел удачно, значит надо распространить это решение на всех глав семей.
Телёчёдикай стартует с присяги, которую первым произносит генерал Хиро. Он опускается передо мной на колени, прижимает лоб к татами и клянется честью самурая и жизнью всей семьи служить верно мне и моему роду, громить врагов, выполнять мои приказания и умереть за меня, если удача отвернется от клана Сатоми. В зал входит секретарь Сабуро и вносит бумаги. Это написанный от руки текст присяги в трех экземплярах. Один для Хиро, другой для моего архива и третий…третий сжигают на жаровне и пепел высыпают в чашку с водой. Генерал размешивает его и залпом выпивает. Хорошо, что до совета Тотоми успела меня просветить относительно процедуры. У японцев было в обычае записывать текст присяги на бумаге, которую клявшийся сжигал, а золу съедал или выпивал. Самураи верили, что в случае клятвопреступления зола превращалась в яд. Суеверие, конечно, но почему бы не использовать эти мифы на пользу себе?
Вслед за генералом ритуал присяги проходят капитаны, Эмуро Ясино, мацукэ, сам Сабуро после чего все напряженно смотрят на регионалов. Первым выходит клясться старый Абе и его сын, за ним Хаяси. Сегодня он уже выглядит как настоящий самурай, а не утонченный аристократ — с мечами, косичкой. Сразу за Хаяси, аж столкнувшись, торопятся Арима и Хонда Хосима. Главам семей из Кодзусы ничего не остается как также присягнуть мне на верность. А то воины-псы, которые теперь в моей гвардии и охране тут же и покрошили бы их в винегрет.
Фу… мысленно вытираю пот со лба. Полдела сделано. Элита моя! У остальных самураев они примут присягу уже без меня.
Дальше начинается собственно сам военный совет. И растягивается он на целых два дня! Казалось бы, первое выступление Мураками, которому доверили изложить разведданные, должно было бы настроить военачальников на деловой лад. И действительно, как сообщали агенты мацукэ по всему Мусаси шла активная мобилизация. Дайме Нориката Огигаяцу точно также как и я собирал самураев дзикисидан и куни- сю возле своей столицы. Однако по сообщениям шпионов, которые постарались и пересчитали палатки в полевом лагере врагов — против нас собиралось никак не меньше десяти тысяч человек. Агент по кличке Ронин сообщал, что видел в городе отряды самураев Ходзе с огромными мечами но-дачи. Очевидно, что сюзерен Огигаяцу прислал своим вассалам подмогу и теперь нам противостоят два сильных клана.
Пять тысяч против десяти — думаете военный совет начал обсуждать, как вести военную кампанию против превосходящих сил?? Как бы не так. Началось натуральное местничество и борьба за влияние. Каждый из присутствующих начал перечислять свои заслуги в деле защиты клана Сатоми, вспоминать победы отцов и дедов, похваляться результатами личных схваток с самураями Огигаяцу. Как оказалось, Япония — еще меньше чем я думал и все друг друга знают. В том числе и врагов. Например, Хонда Хосима кровожадно похохатывал над неким семейством Миуки, главе которого наш «автомобилист» в прошлую битву лично отрубил ухо. После боя, ухо было подобрано, огранено в серебро и золото и выслано Миуки с насмешливым письмом, в котором Хонда советовал не терять важных частей тела, дескать, в следующий раз можно и более ценных органов лишиться. Завязалась переписка, цитировать которую начал Хосима. И подобная история обнаружилась у каждого (прописью — КАЖДОГО) из присутствующих на совете. Капитаны-касиры, главы семей знали в лицо своих врагов, их родословную, слабые и сильные стороны. Война в эту эпоху носила личный характер, где зачастую сам процесс был важнее результата.
Я думал, вот-вот эти самурайские байки закончатся и мы перейдем к делу. Ага, если бы. После перечисления своих побед, местничество продолжилось. Я думал, что только в средневековой России бояре могли неделями обсуждать кому кем командовать и кому в каком ряду или крыле войска стоять, пока татары разоряют страну — ан нет, Япония ничем не отличалась. Чем выше в «табеле о рангах» стояли предки претендента, чем ближе они сидели на прошлых телёчёдикаях рядом с дайме, тем круче был статус их потомков. Лидером по знатности, конечно, оказался Хаяси. Он мог проследить своих предков аж до Императора Японии и конкурентов у него не было. Номером два шел Абе. Самураи Кодзусы, как и генерал с капитанами оказались по середке. А замыкали список «торговцы» и «крестьяне» — Арима и Хосима. Причем, крестьянское происхождение Хонды котировалось выше, чем «торговые» связи Аримы.
Прервались на обед, после чего разговоры в стиле «круче только яйца» продолжились. Симодзумо Хиро чувствуя, что провинциалы потихоньку отбирают власть на совете — сделал ход конем. А что это вы дорогие куни-сю, так мало самураев привели то?? Тут Сабуро подает генералу свиток с иероглифами, заверенный печатью дайме Сатоми и Хиро-сан зачитывает любопытный указ моего отца. Согласно ему, самурай с доходом в 100 коку должен привести в армию дайме а) собственную обслугу б) одного бойца ранга го-кэнин в) одного копейщика и оруженосца. Кроме того, в комплекте шли — конюхи, зачем-то переносчики сандалий и каких-то лакированных ящиков и так далее и тому подобное. Регионалы резко помрачнели и начали доказывать Хиро-сану, что те доходы, которые им приносит земля и крестьяне, ну никак не позволят так шиковать. Завязался спор. А генерал то не промах. Вешал мне лапшу на уши, что не знает, сколько куни-сю выставят войск, а сам в союзе с казначеем здорово подготовился.
Однако скоро все эти споры мне порядком надоели и я, не решаясь круто завернуть установленный ритуал, оставил совет на Хиро-сана и отправился с поездкой в город. Пора уже познакомиться с жизнью простых людей, явить себя подданным и вообще ускорить слегка прогресс в провинции. Сначала визит вежливости к айну. А не согласиться ли достопочтенный Амакуни заглянуть в гости к своему коллеге — тибовскому кузнецу?? Зачем? Хочу научить варить новый вид железа. Ага, есть проблеск интереса в глазах.
Ко мне подводят пегую лошадку и я, помолясь, взбираюсь на нее. Кобылка оказывается резвой, но управляемой. После того, как я прибираю поводья и сжимаю ее коленями, она быстро успокаивается и перестает взбрыкивать. Так то лучше. Мимоходом узнаю имя. Зовут Тиячи. Надо будет наладить взаимоотношения. Говорят, хорошо помогает морковка. Нас с айном окружает охрана, состоящая из самураев-псов семейства Абе и мы отправляемся в путь.
Город Тиба располагается в получасе быстрой рыси от крепости. Сначала начинаются предместья, поля и сады и сразу деревянные домики, окруженные у тех, кто побогаче — каменными стенами, у тех, кто победнее — решетчатой оградой. Поражает чистота на улицах, практически отсутствие нищих и попрошаек, конечно, если не относить к последним — странствующих монахов.
Проезды специально посыпаны песком, конские «яблоки» тут же убирают дворники с метелками.
