— A все ого дело письменное, и теперь так рано темнеет!
— Да, я знаю, что это трудно… Придется Савиным пережить плохое время, но что же делать? Лучше же временно перетерпеть, чем дать ему окончательно ослепнуть.
Так сказал доктор Шолоховым, a известный окулист подтвердил его мнение еще решительнее. Он советовал Савину поступить в его глазную лечебницу да и в таком случае не мог поручиться за будущее…
— Так зачем же я буду последние крохи у семейства отнимать и даром на себя их тратить? — решил Савин и, вернувшись домой, заявил своим, что не стоит лечиться попусту, еще в долги входить, потому что все равно ослепнет.
В тот же день Маша прибежала вечером к Надежде Николаевне рассказать о великом их горе. Она говорила, что надеется уговорить отца переменить решение, что она решилась его обмануть: занять и сказать ему, что у неё есть деньги, что она скопила их уроками.
— Немножко у меня в самом деле есть, — рассказывала она на ходу, спеша бежать на урок. — Ты знаешь, как мне дешево посчастливилось купить бурнус? У меня двадцать рублей было скоплено, a я купила за пяти, с полтиной… Завтра попрошу вперед за уроки, авось, дадут, a нет, так хоть займу, заложу все свои вещи, твой браслет, — ведь ты не рассердишься?.. Надо же, как-нибудь! Но главное…
— Очень рассержусь! — прервала ее подруга. — Что за заклады, когда ты просто можешь у меня занять.
Маша покраснела до корня волос.
— У тебя я не могу, — с трудом промолвила она. — Ты уж и так на нас разоряешься…
Молохова, в свою очередь, вся вспыхнула и горячо начала протестовать и укорять Савину в недостатке доверия и дружбы к ней, утверждая, что это ей очень обидно, и что она, поменяйся они местами, никогда бы так не поступила: всегда прямо обращалась бы к ней во всякой нужде.
— И почему ты знаешь, что я от тебя потребую когда-нибудь? — заключила она. — Может быть, тебе еще придется мне услужить в десять раз больше, чем мне тебе! A если ты будешь так церемониться со мной, так и я никогда, ни за чем к тебе не обращусь…
— Многого лишишься! — насмешливо прервала ее Савина. — Долг платежом красен, a с меня — какой платеж?..
— Почем ты знаешь? Почем ты знаешь?.. — не дала ей договорить Надя. — Жизнь долга, никто будущего не знает… Во всяком случае, стыдно тебе, Маши, и a от тебя этого не ожидала…
— Да чего же ты не ожидала? — прервала ее Савина. — Бог с тобой, Надя!.. Я, вот, и теперь, сейчас пришла к тебе недаром, a с просьбой…
— Ну, и прекрасно! Ты знаешь, сколько всего надо заплатить в лечебницу?
— Не в том дело; ты нам гораздо действеннее можешь помочь…
— Как?… Так говори же скорее, в чем дело?
И Савина ей объяснила, какую действительную пользу она могла оказать их семье.
Как только она ушла, Надежда Николаевна отправилась в кабинет отца, который еще сидел за своими послеобеденными газетами.
— А-а! Милости просим! — сказал ин. — Редкая гостья! Чем могу служить?
— Именно служить, папочка! Ты можешь мне оказать огромную, огромную услугу, — прямо приступила она к делу.
— Будто бы?.. Очень рад! Скажи, в чем дело, постараемся.
— Ты ведь приятель с Грохотским?
— С председателем палаты? — с удивлением спросил Николай Николаевич.
— Ну, да, с графом Грохотским.
— То есть, как тебе сказать?.. Приятель — много сказать; в наши годы какие же приятельства?.. A мы, как ты знаешь, знакомы хорошо… Я его знаю за хорошего человека.
— За хорошего? Правда?.. Он ведь добр к своим подчиненным? Да?..
— Ну, этого не скажу тебе! — смеясь, прервал ее отец. — Под начальством его не служивал, a думаю, что хороший человек со всеми должен быть хорош. Да ты что же, в его ведомство на службу, что ли, поступить хочешь?
— Не смейся, папа, мне не до шуток… Видишь ли, в его канцелярии, или как там, в палате, что ли? — служит отец одной моей подруги, Савин…
— Савин?.. Не слышал!
— Да он небольшой там чиновник…
— Ах, да! Верно, отец этой черненькой, что к тебе приходит?
— Ну, да, да! Отец Маши Савиной.
— Он просто писарь, кажется, или письмоводитель?
Надежда Николаевна вспыхнула.
— Ну, так что ж?.. Разве и ты тоже… разбираешь? — сердито сказала она, нахмурив брови. — Тебе не все равно, кто он?..
— Мне решительно все равно. Я только хотел узнать, кто он, чтоб иметь понятие, в чем дело, — добродушно возразил генерал, печально и пристально всматриваясь в дочь, потому что она так поразительно напоминала ему свою мать, что воспоминания прошлого вдруг восстали пред ним с удивительной ясностью, как давно невиданная дорогая картина…
— A когда все равно, так и не разбирай — генерал он, или писарь, a помоги, как человеку человек. Вот и все!
Молохов ласково обнял и притянул к себе дочь.
— Не кипятись, кипятилка моя, — сказал он, — скажи лучше, в чем твоя просьба, и я, что могу, все сделаю…
— Вот так-то лучше! Спасибо тебе заранее! — воскликнула она, крепко целуя отца. — Ты только знай, папочка, что все, что ты для Савиных сделаешь, все это ты сделаешь для меня!
— Ой ли?.. «О дружба — это ты»? Так ли?..
— Именно так. Я половинных чувств не признаю: люблю — так люблю, а…
— A ненавижу, так на смерть?…
— Нет, слава Богу, я никого не ненавижу, a равнодушна ко многим, и уж не могу лицемерить…
— Ну, говори же: что я могу сделать для твоих друзей? — серьезно спросил Молохов.
И Надя рассказала ему: о бедности Савиных, о его страшном недуге и спросила, не может ли он попросить за него Грохотского, чтоб ему было дано время на лечение, и, если возможно, вспомоществование. Последнее она уж сама придумала: мысль о денежной помощи и в голову не приходила Савиной.
Генерал задумался.
— Вот видишь ли, моя душа, — сказал он, поразмыслив, — я узнаю, я порасспрошу о службе Савина, о нем самом, и тогда постараюсь устроить для него, что возможно. Если только он известен за добропорядочного чиновника, то я не сомневаюсь, что Грохотский не лишит его места и подождет выздоровления. Что касается до вспомоществования, я обещать успех тебе, разумеется, не могу, не зная ни положения Савина, ни мнения о нем его начальства; но во всяком случае я попытаюсь… У них еще, кажется, сын был болен недавно? Ведь это к ним ты тогда возила доктора?.. Ты, верно, их в самом деле очень любишь?
Надежда Николаевна подтвердила это и рассказала отцу все, что знала о Савиных. Беседа их была продолжительна и кончилась тем, что отец попросил свою балованную дочку не сокрушаться так о её друзьях, потому что, если бы не удалось ему выхлопотать Савину вспомоществование на лечение, то они вполне может рассчитывать на его личную помощь.
— Уладим как-нибудь! Не горюй, моя девчурка. Для тебя, ты знаешь, я всегда готов сделать все, что могу, и тем более рад помочь, если люди стоят сами по себе участия.
Надя вышла от отца немного успокоенная. Она знала, что он никогда не давал пустых обещаний и была уверена, что лечение Савина и помощь семье теперь обеспечены.
В расчете своем она не ошиблась. Молохов выхлопотал и вспомоществование, и все, что было нужно. Тем не менее, зрение Савина не только не поправилось, но, не далее как через неделю после поступления
