Странное существо было всего четырех с половиной футов ростом. А поскольку смотрело оно скорее на шахматную доску, чем на Мартина, тот воспользовался возможностью и пригляделся повнимательнее.
Одежды никакой он не заметил, но существо в ней и не нуждалось. На нем была роскошная, пушистая, темно-коричневая шерсть. Очевидно, оно было мужского пола. Низкие нависшие брови, глубоко посаженные глаза того же цвета, что и шерсть, широкие плечи, пятипалые руки с далеко отставленными большими пальцами.
Неожиданно существо повернулось, посмотрело на Мартина и широко улыбнулось, продемонстрировав множество ослепительно белых зубов.
— Белая пешка должна побить черную, — проговорило существо тихим, немного гнусавым голосом.
— В самом деле? Вот уж нет, — сказал Мартин. — Слон должен брать коня.
— Хочешь, чтобы я взял себе черные фигуры и сыграл по-твоему? Я тебя растопчу.
Мартин опасливо посмотрел на ноги странного существа,
— Или давай мне белые, тогда я съем вот эту пешку. Я все равно смогу тебя обыграть.
— Бери белые, — выпрямляясь, проговорил Мартин. — Давай проверим, понимаешь ты что-нибудь в том, о чем так уверенно рассуждаешь. — Он потянулся к рюкзаку. — Пива хочешь?
— А что такое пиво?
— Дополнительное подкрепление во время отдыха. Подожди минутку.
Они ещё не успели прикончить упаковку пива, а сасквоч — которого звали Гренд, как вскоре выяснил Мартин, — разнес его в пух и прах. Гренд довольно быстро и неожиданно перешел в миттельшпиль, оттеснил Мартина на весьма сомнительную позицию, из которой, как вскоре выяснилось, спасения не было. Мартин сдался.
— Отличная была партия, — объявил он, откинувшись на древесный корень и разглядывая обезьяноподобное существо, стоящее перед ним.
— Да, мы, большеногие, великолепные игроки, если мне позволительно так говорить. Шахматы — наше любимое времяпрепровождение, но мы такие дикие и примитивные, что у нас нет ни шахматных досок, ни фигур. Главным образом мы играем вслепую. Зато с нами почти никто не может сравниться.
— А как насчет единорогов? — поинтересовался Мартин.
Гренд медленно кивнул:
— Пожалуй, только с ними нам интересно играть. Они немного осторожничают, но игру ведут тонко. Ужасно уверенные в себе, надо сказать. Даже когда ошибаются. Правда, мне не доводилось видеть ни одного с тех пор, как мы покинули Страну Утренней Зари. Плохо. А у тебя пива ещё не осталось?
— К сожалению, нет. Слушай, я вернусь через месяц. И если ты придешь и поиграешь со мной, принесу пива.
— Договорились, Мартин. Ой, извини, я нечаянно наступил тебе на ногу.
Мартин снова навел в баре порядок, а ящик пива задвинул под стойку, обложив предварительно кусками льда. Втащил купленные по дешевке табуретки, стулья и столы. Повесил красные шторы. К тому моменту как он покончил с делами, опустился вечер. Тогда он расставил на доске фигуры, перекусил, расстелил спальный мешок за стойкой и провел там ночь.
Следующий день пролетел незаметно. Поскольку Тлингель мог появиться в любой момент, Мартин никуда не уходил, ел там же и проводил время за решением шахматных задач. Когда начало темнеть, он зажег несколько масляных ламп и свечей.
Стал слишком часто посматривать на часы. Принялся расхаживать взад и вперед. Он не мог ошибиться. Это был тот самый день. Ему…
Вдруг Мартин услышал тихий смех.
Обернувшись, он увидел, как в воздухе над доской висит голова черного единорога. В следующий миг его глазам предстало и все тело Тлингеля.
— Добрый вечер, Мартин, — проговорил тот, отвернувшись на секунду от доски. — Тут теперь гораздо приятнее. Не хватает только музыки.
Мартин подошел к стойке бара и включил маленький транзисторный приемник, который привез с собой. В воздухе поплыли мелодичные звуки струнного квартета, Тлингель поморщился:
— Не очень-то подходит к обстановке.
Мартин поискал другие станции, нашел концерт западной фольклорной музыки.
— Нет, снова не то, — заявил Тлингель. — По радио это звучит не так красиво.
Мартин выключил приемник.
— Как с напитками? Ты запасся пивом, как обещал?
Мартин достал кружку, в которую вмещался целый галлон пива — самую большую из тех, что ему удалось обнаружить в магазине, — и поставил на стойку. Наполнил себе другую, поменьше. Он решил напоить единорога, если это вообще возможно.
— Да, вот это другое дело… Не то что твои малюсенькие баночки, — обрадовался Тлингель и засунул в кружку нос всего на одно короткое мгновение. — Просто отлично.
Кружка была пуста. Мартин снова её наполнил.
— Поставь на столе, около меня, будь так любезен.
— Конечно.
— Интересно провел время?
— Пожалуй, да,
— Решил, каким будет следующий ход?
— Да.
— Тогда начнем.
Мартин уселся за стол и побил пешку.
— Хм-м-м, забавно.
Тлингель довольно долго смотрел на доску, затем поднял раздвоенное копыто, которое раскрылось, когда он потянулся к фигуре.
— Пожалуй, возьму-ка я твоего слоника вот этим симпатичным коньком. Ну а теперь, я полагаю, тебе потребуется ещё месяц, чтобы решить, что делать дальше,
Тлингель откинулся на спинку стула и осушил кружку.
— Дай подумать, — ответил Мартин. — А пока налью-ка тебе еще.
Мартин сидел и смотрел на доску, а единорог тем временем проглотил ещё три кружки. Мартин вовсе не обдумывал свой следующий ход. Потому что ждал. Он сам в ответ на ход Гренда побил конем слона и помнил, что сделал после этого Гренд.
— Ну? — наконец проговорил Тлингель, — Придумал?
Мартин сделал небольшой глоток.
— Почти, — ответил он. — А ты отлично пьешь пиво, совсем не пьянеешь.
Тлингель рассмеялся:
— Рог единорога нейтрализует алкоголь. Тот, кто им обладает, владеет универсальным лекарством. Я жду, когда дойду до состояния приятного легкого головокружения, а затем мой рог уничтожает излишки… И вот я снова в норме.
— Здорово, — восхитился Мартин.
— Если ты немного перебрал, дотронься до моего рога всего на одно короткое мгновение, и опять будешь в форме.
— Нет, спасибо. Я в порядке. Пожалуй, поставлю эту пешечку на две клетки перед ладьей.
— Так-так… — сказал Тлингель. — Интересно. Знаешь, чего этому месту не хватает? Рояля… Слушали бы блюзы… Организуешь?
— Я не умею играть.
— Жаль.
— Можно нанять пианиста.
— Нет. Я не хочу, чтобы меня видел кто-нибудь ещё из людей.
— Ну, если пианист знает свое дело, он мог бы играть с завязанными глазами.
— Нет, не стоит.
