Кори?
— Сам я сюда не ложился, и, черт меня побери, имею право выписать себя отсюда, и сейчас самое подходящее время. Так что позаботьтесь об этом.
— Совершенно ясно — вы еще не в том состоянии, чтобы покинуть стены клиники, — ответил он. — Я не могу допустить этого. Сейчас я позову санитара, чтобы он помог вам добраться до палаты и уложил в постель.
— Не стоит. А не то вам суждено испытать, в каком я состоянии. А теперь у меня есть несколько вопросов. Во-первых, кто поместил меня сюда и кто платит?
— Ну, хорошо, — он вздохнул, и его маленькие песочные усики печально обвисли.
Он открыл ящик стола, сунул туда руку, и я насторожился.
Мне удалось выбить пистолет еще до того, как он спустил предохранитель — очень изящный автоматический кольт калибра 0.32. Подхватив пистолет со столешницы, я щелкнул предохранителем и направил ствол в сторону доктора.
— Отвечайте. Вероятно, вы считаете, что я опасен. Вы можете оказаться правы.
Он слабо улыбнулся и тоже закурил — явный просчет, если он желал выглядеть уверенным. Руки у него здорово тряслись.
— Ну ладно, Кори. Если вас это осчастливит, — сказал он, — то сюда вас поместила ваша сестра.
'???' — подумал я.
— Какая сестра? — спросил я.
— Эвелин, — сказал он.
Никаких зацепок. Тогда…
— Забавно, — сказал я, — я не видел Эвелин много лет. Она даже не знала, что я живу в этих краях.
— И тем не менее… — он пожал плечами.
— И где она сейчас живет? Я хотел бы навестить ее, — сказал я.
— У меня нет ее адреса.
— Узнайте.
Он поднялся, подошел к полке с картотекой, вынул карточку.
Я изучил ее. Миссис Эвелин Флаумель… Адрес в Нью-Йорке тоже был незнаком, и я его запомнил. Судя по карточке, меня звали Карл. Прекрасно. Еще клочок информации.
Вернув предохранитель на место, я засунул пистолет за пояс, рядом с прутом.
— Ну, ладно. Где одежда, и сколько вы мне заплатите?
— Вся ваша одежда погибла при катастрофе, и я должен вас предупредить, что у вас были переломы обеих ног, причем на левой ноге было два перелома. Честно говоря, я просто не понимаю, как вы можете держаться на ногах. Прошло всего две недели…
— Я всегда поправляюсь быстро. А теперь о деньгах.
— Каких деньгах?
— Которые вы заплатите мне без суда за злоупотребление наркотиками и так далее.
— Не смешите меня.
— А кто смешит? Я согласен на тысячу долларов наличными, но только сразу, сейчас.
— Я не намерен даже обсуждать это.
— Скорей соображайте — выигрывать или проигрывать: подумайте о том, как назовут эту контору, если я организую вам рекламу перед судом. А я непременно обращусь в медицинское общество, в газеты…
— Это шантаж, и я …
— Заплатите сейчас или после решения суда — мне все равно. Но сейчас обойдется значительно дешевле.
Если он согласится, я буду твердо знать, что догадки мои были верны, а вся история — достаточно грязна.
Он долго смотрел на меня.
— У меня нет при себе тысячи, — сказал он наконец.
— Назовите цифру, удовлетворяющую всех, — предложил я.
После еще одной паузы он выдавил:
— Это вымогательство.
— Нет, это 'гони монету, дурашка'. Валяйте. Сколько?
— В моем сейфе есть долларов пятьсот.
— Доставайте.
Перекопав маленький стенной сейф, он сообщил, что есть всего четыреста тридцать долларов, а поскольку мне не хотелось оставлять отпечатки пальцев, пришлось поверить ему на слово. Я забрал купюры и сунул их в боковой карман.
— Где тут ближайшая транспортная компания?
Он назвал место, и я проверил по телефонному справочнику, который сообщил, что я нахожусь на севере штата.
Я заставил его набрать номер и вызвать такси, поскольку не знал названия клиники и не хотел показывать, в каком состоянии моя память. Все-таки одна из повязок, которые я так тщательно удалил, была вокруг моей головы.
Когда он вызывал мне машину, я услышал название клиники:
— Частная больница в Гринвуде.
Я затушил сигарету, вытащил из пачки следующую и снял со своих ног примерно двести фунтов груза, сев в удобное коричневое кресло рядом с книжным шкафом.
— Подождем здесь, а затем вы проводите меня к выходу, — сказал я.
Больше я не услышал от него ни слова.
II
Было часов восемь утра, когда шофер такси высадил меня в ближайшем городе на каком-то углу. Я расплатился и минут двадцать прогуливался. Затем зашел в закусочную, устроился за столиком и заказал сок, пару яиц, тост, бекон и три чашки кофе. Бекон был жирноват.
Примерно с час пронаслаждавшись завтраком, я еще погулял, нашел магазин одежды и подождал до девяти тридцати — времени открытия.
Я купил себе пару брюк, три рубашки спортивного покроя, пояс, нижнее белье и подходящие ботинки. Я также выбрал себе носовой платок, бумажник и расческу.
Затем я разыскал Грейнхаундскую автобусную станцию и сел в автобус до Нью-Йорка. Никто не пытался меня остановить. Похоже, никто меня и не разыскивал.
Сидя у окна, глядя на деревенский пейзаж в осенних тонах, освеженный живыми ветерками с яркого, холодного неба, я попытался упорядочить все, что знал о себе и о том, что со мной произошло.
Я, Карл Кори, был помещен в Гринвуд моей сестрой Эвелин Флаумель. Это произошло примерно две недели назад после автомобильной катастрофы, в результате которой я получил переломы ног — хотя этого я и не чувствовал. Я не помнил никакой сестры Эвелин. Вероятно, персонал Гринвуда получил указание держать меня в постели беспомощным, но когда я освободился и пригрозил, испугался последствий. Ну, что ж. Значит, кто-то меня боится. А значит, я буду вести себя соответственно.
Я попытался вспомнить, как произошла авария, и додумался до того, что у меня разболелась голова. Но все-таки авария не могла быть несчастным случаем.
Я был в этом убежден, хотя и не знал, почему. Я выясню и это, и тогда кое-кто заплатит. Очень, очень много заплатит. Ненависть, могучая ненависть горячей волной ударила меня в грудь. Кто бы ни пытался сломать или использовать меня, сделал это себе на беду, и теперь, кто бы он ни был, он не будет обижен моим вниманием. Я ощутил сильное желание убить, уничтожить этого мерзавца, и вдруг понял, что эти
