Что?
Я напрягся. Компьютеры, компьютеры, компьютеры… Нет, пока чересчур туманно. Кора нужна им для оказания давления на меня, и теперь для контригры мне необходимы эти воспоминания — вдруг моего обещания окажется недостаточно? Я надеялся, что по пути память вернется. А если нет, придется блефовать. Они напуганы — иначе бы не пошли на риск. Это может оказаться мне на руку.
Даже тогда я не очень беспокоился о своей личной безопасности. В конце концов, желай они того, меня давно бы уже убили. А они, напротив, выбрали более сложную альтернативу, лишь стерев у меня определенные воспоминания.
Самолет остановился, прилетевшие пассажиры вышли. Через несколько минут багаж был выгружен, салоны убраны, баки заполнены горючим. Работник аэропорта объявил, что можно пройти на посадку.
Я недоверчиво потер глаза. Что-то с этим работником было определенно не в порядке.
Кожа его позеленела, над нижней губой нависли два длинных изогнутых клыка. Что это — шутка, розыгрыш? Другие пассажиры, не обращая никакого внимания, пошли к выходу. Я взял сумку и сделал то же самое. Если это их не беспокоит…
Все же я, наверное, смотрел на него необычно, потому что, проверяя билет, он мне улыбнулся — поистине жуткое зрелище. Я последовал дальше, качая головой.
И замер, выходя из здания. Самолет исчез. На его месте стоял огромный старомодный катафалк. Темная деревянная карета с черными шторами была запряжена рослыми черными конями с траурными плюмажами на головах. Из моего горла вырвался сдавленный звук.
Меня оттирали и шли на посадку. Кони фыркали и били копытами. Я повернулся, не в силах идти вперед. Я знал, что умру, если…
Кликлик?..
Я закрыл глаза, отрешаясь от кошмарной картины. В окружившем меня электрическом городе огней царили логика и здравый смысл. Моя защита от дурных видений.
На миг окунуться в волны для восстановления сил…
Я опустил голову и вновь открыл глаза. Надежный бетон, исчерченный желтыми линиями.
Иди по желтой дорожке…
Я пошел.
Я наткнулся на женщину и извинился, при этом подняв взгляд.
Мы находились у подножия трапа, но видение не изменилось. Передо мной стоял роскошный катафалк. Я начал узнавать правду о себе, и теперь меня недвусмысленно предупреждали.
По-моему, я повернулся, уже готовый искать иные средства путешествия. Но тут подумал о Коре, о причине, толкнувшей меня на полет, о причине, по которой я должен взойти на борт во что бы то ни стало.
Плотно зажмурив глаза, я положил руку на перила и одну за другой стал преодолевать ступени. Взобравшись наверх, я услышал удивленный женский голос:
— Вам плохо?
— Да, — ответил я. — У меня непреодолимый страх перед полетами. Пожалуйста, проводите меня до места.
— Разумеется.
Меня взяли за руку, повели за собой. Я дважды приоткрыл глаза в надежде быстро сориентироваться.
Салон, зловеще освещенный свечами, был наполнен ухмыляющимися вампирами и чудовищами. Я не смел взглянуть на свою проводницу, страшась увидеть богиню смерти и осознать, что мне не конец.
Я нашел под ногами место для сумки. На ощупь все казалось нормальным. Так или иначе, мое осязание затронуто не было. Я отыскал концы ремня и защелкнул их на животе. Не глядя — не сомневаюсь, что увидел бы змею. Но знать и видеть — совсем разные вещи. Приоткрывая глаза, я представлял, на что будет походить салон. Но само по себе знание на несколько степеней менее тошнотворно, чем непосредственное ощущение. Успокаивала мысль, что у меня не совсем нормальное состояние — в конце концов, вмешательство психиатра затронуло самые недра моего сознания… «Да, придерживайся этого, — решил я, — таким образом, все сводится к здоровью. Я пока еще не тронулся…»
Тронулся?.. Мы тронулись с места. С одной стороны, я понимал, что самолет поворачивает, двигаясь по взлетной полосе. С другой — я слышал зычное ржание и цокот копыт. Фургон болтало, колесные оси скрипели.
Кликлик.
Да, опять. Нырок в плавное течение работающих вокруг систем — более простых, чем в аэропорту, всего лишь несколько огоньков рациональной структуры. Но я держал их и плыл, будто войдя в транс, вновь и вновь циркулируя в каждом функциональном уровне.
Я двигался по морю тьмы в собственном мирке света и целую вечность, пока по динамикам не объявили посадку в Майами, не обращал ни на что внимания. Я прекрасно понимал произнесенные слова, но в то же время слышал и другое: траурный перезвон бронзового колокола и мрачный голос, извещающий, что Доналд Белпатри сейчас будет брошен в геенну огненную и останется там, пока плоть не слезет с костей. Я едва не закричал тогда, но прикусил губу и до боли, до хруста в суставах сжал кулаки.
Мы приземлились и, когда самолет замер, подсознание тут же оставило меня в покое — устроило перекур? Просто сдалось после благополучного прибытия?.. Я открыл глаза и увидел обычных людей, отстегивающих посадочные ремни и собирающих вещи. Все тщательно избегали моего взгляда. На выходе я снова поблагодарил стюардессу и, живой и невредимый, добрался до вокзала.
Там нашел свою секцию, зарегистрировался, зашел в туалет, осушил у автомата два стакана холодной как лед кока-колы и занял место в зале ожидания поближе к проходу на посадку — как мог приготовился к возвращению галлюцинаций. Все это я делал чисто механически, стараясь ни о чем не думать. Но стоило мне сесть, как вновь стали одолевать неприятные мысли.
Могли ли беспокойство и тревога — естественная реакция на медицинское вмешательство и исчезновение Коры — под воздействием реальной, высказанной мне угрозы выразиться на столь ярком параноидальном уровне? Так глубоко психологию нам не преподавали, но это казалось возможным — учитывая, какие тяжелейшие стрессы я перенес.
Преподавали? Я внезапно понял, что учился в университете. Где? В Денвере?.. Вроде бы там. Однако до защиты не дошел. Почему?
Снова тупик. Но осталось ощущение, что Энн как-то связана с моим университетским срывом. Да, я знаком с нею еще с тех пор.
Энн… В чем ее слабость? В чем ее сила? И тем и другим она была наделена щедро. Казалось чрезвычайно важным вспомнить… Но и здесь все было заблокированно.
Я рвался, рвался изо всех сил. Если память об Энн для меня закрыта, как насчет «Ангро»? Компания «Ангро энерджи», моя былая хозяйка… Компьютеры. И я. Но не программист, не специалист, к примеру, по системному анализу. Я работал в каком-то особом качестве — весьма особом, весьма ценном для «Ангро», — пользуясь, да, своим уникальным сродством с самими машинами, их функционированием. Я был слишком важен для компании, даже когда немедленная необходимость во мне отпала. Ведь существовала возможность, что я снова понадоблюсь. И вот…
Объявление о начинающейся через пять минут посадке ворвалось в мои мысли, перемешало их. Но все же шаг вперед сделан. Теперь бы только вспомнить какие-нибудь подробности, тех людей…
Объявление, похоже, послужило сигналом для выхода на сцену ватаги неврозов, до поры до времени притаившейся за кулисами. Ничего не изменилось, и все же все изменилось. Мною овладело оцепенение, жуткое, как затишье перед бурей, невесть откуда возникло ощущение неумолимо надвигающейся трагедии. Я почувствовал, как теряю способность трезво рассуждать…
Но я уже проходил через подобное испытание и остался жив. Я поклялся взойти на борт во что бы то ни стало и обратился к единственной защите: влился в окружающие меня пульсирующие системы, проскользнул в пункт управления полетами, миновал блок вечно меняющейся кратковременной памяти, словно огромный ткацкий станок, сплетающий полетную и метеоинформацию…
Объявили посадку. Когда я встал и повернулся к проходу, предъявив билет контролеру, все будто померкло и поплыло: передо мной зияла сырая темная пещера, и что-то змееобразное копошилось на ее
