это, как в прежние века, сейчас работало против Франции. Это дорого обходилось французам, выматывало и истощало их.
Я отвернулся от навевающего уныние пейзажа. Спустя некоторое время повозка неожиданно дернулась и пошла быстрее. Я услышал назойливое «Кар-р!» откуда-то сверху, где лежал багаж, и Грин порхнул вниз к парику Петерса. Очевидно, птица устала от опеки Дупина и, воспользовавшись нашим последним визитом, покинула его дом, появившись на канатах «Эйдолон» со стороны набережной и приветствуя меня бодрым «Vingt frames pour la nuit, monsieur», когда я поднимался наверх после интервью с Вальдемаром.
Грин, очевидно, хотел привлечь наше внимание, потому что он не одобрял быстрой езды. Он всегда так поступал, когда Эмерсон хватал вожжи и пускал лошадей рысью. Извозчик не был склонен вступать в переговоры с обезьяной, и, обычно, за этим следовало то, что звали Лиги успокоить лошадей с помощью месмеризма. Потом Петерс отбирал у обезьяны вожжи и ругал его для порядка.
– Эй, ну, Грин! Отдай же! – услышал я, как он вдруг закричал, затем последовало трепетание птицы, запутавшейся в парике. При этом Лиги подвинулась ко мне, деликатно зевнула и сказала:
– Что, опять?
Я кивнул.
Повозку подбрасывало и шатало из стороны в сторону. Петерс пощекотал птицу под клювом одним из своих, вовсе не подходящих для этого, толстых пальцев и состроил ужасную гримасу, которая любого заставила бы улыбнуться.
– Гринуся хороший, – сказал он. – Отдай же это дяде Петерсу.
Грин увидел, что лучше подчиниться, и Петерс немедленно водрузил парик на себя, не заботясь о том, как он сидит. Лиги встала, оперлась на внутреннюю стенку повозки, откинула тяжелый полог, перегнувшись, высунулась из окна и стала делать пассы. Мы тут же замедлили ход.
– Следует хорошенько поддать пару раз Эмерсон, – пробормотал я.
Лиги, обернувшись, подмигнула мне, потом еще больше высунулась в окно. Я поддержал ее за талию. Через полминуты она дала мне знак помочь ей, и вернулась на свое сиденье.
– Моя очередь, – сказал Петерс, вставая.
– Нет необходимости, – ответила она. – Он передал управление извозчику.
– Это на него не похоже, – заметил Петерс.
Она пожала плечами.
– Возможно, l'ennui, – предположила она.
– О, наверно, – сказал петерс и занял свое место. Вскоре он снова стал заигрывать с Грином.
– Ну, скажи «прекрати!» – упрашивал он. – То, чему учил тебя в Париже господин. Ну же! Дай нам услышать тебя!
– Амонтильядо! – прокричало темное создание. А еще раз: – Амонтильядо! За этим последовал приступ безудержного, почти человеческого, смеха и звук пробки, вынимаемой из бутылки, последнее повторялось несколько раз с нарастающим ускорением.
– Думаю это какой-нибудь крепкий напиток, – заметил Петерс, искоса взглянув на меня. – Не так ли?
– А-у, – ответил я, мысли мои были заняты другим.
Я думал, что буду делать, когда мы приедем в Толедо. Вальдемар не знал наверняка, что Ван Кемпелен находится там, но это был верный путь, по которому мне надлежало идти, чтобы достичь конечной цели – освобождения Энни.
– Прекрати, – спокойно сказал Петерс.
– Амонтильядо, – настаивал Грин.
За день до прибытия в Толедо мы услышали стук, который доносился сверху. В это время Эмерсон спал, свернувшись калачиком в ногах у Петерса (это часто с ним случалось в последние дни благодаря помощи потусторонних сил). Мы решили, что это возничий дает нам сигнал. Петерс выглянул и спросил, в чем дело, но тот отрицательно покачал головой.
Стук раздался снова, Лиги повернулась ко мне и стала внимательно смотреть:
– Ведь вы не занимаетесь месмеризмом, не так ли? – спросила она.
– Я? Нет. И уже давно, ответил я.
– Я чувствую что-то странное, – сказала она тогда. Потом она стала выглядывать из окна, наблюдая за возничим. Повозка замедлила ход.
– Что это? – спросил я.
– Что-то необычное, – сказала она.
Мы сделали остановку под большим деревом. Она приказала, чтобы винный контейнер с Вальдемаром отвязали и опустили на землю. Потом она посоветовала возничему вместе с помощником отдохнуть где- нибудь за холмом. Петерс предпочел присоединиться к ним. В этот момент странное предчувствие овладело мной, так как я вновь услышал тот же стук. На этот раз звуки доносились из гроба.
– Откройте его, – дала она указание.
Я отомкнул последний замок и поднял крышку. Вальдемар напряженно смотрел на нас снизу вверх, оба зрачка были видны.
– Все хуже и хуже, – заметил он.
– В чем дело? – спросила Лиги.
