Ругаясь, он прошел совсем недалеко, с пальца у него капала кровь. Стоя спиной ко мне, он оторвал ленту от полы рубахи, замотал палец и пошел, пристально заглядывая в каждое углубление. Ему удалось найти орех, он пошел с ним к воде и там разбил его о кусок коралла. Из ореха брызнул сок, и он с жадностью припал к скорлупе.
Я наблюдал издали, как он побежал, припадая на левую ногу, остановился и стал подпрыгивать на месте. Потом нагнулся и поднял раздавленного краба, посмотрел на него и бросил в сторону. Разделавшись с крабом, полез в карман и вытащил пистолет. Над мелководьем между рифом и островом летало множество чаек, между ними иногда проносились гигантские фрегаты, выбирая в воде добычу покрупнее. Один такой фрегат пролетал над головой Ласкового Питера. Капитан вскинул руку, раздался выстрел, и фрегат упал в воду. Глядя на убитую птицу, он осклабился и сунул пистолет в карман.
Я почувствовал холодок между лопатками, хотя в спину мне палило заходящее солнце.
Ласковый Питер, глядя в землю и чему-то улыбаясь, пошел к берегу лагуны. Я стал красться за ним следом. Надо сказать, что у меня к тому времени сильно поубавилось уверенности, что мой план пройдет без сучка, без задоринки. Но теперь мне еще ясней стали его намерения и укрепилось убеждение, что во что бы то ни стало надо захватить оружие. Либо мне удастся обезвредить врага, либо надо будет покорно склонить голову, сдаться в плен на милость победителя, стать его рабом, что для меня было хуже смерти.
Как пригодились мне сандалии – я нарочно не снял их, рискуя утопить, зато теперь почти неслышно подкрадывался по выветренной поверхности острова, усеянной острыми скрипучими обломками раковин и коралловой галькой.
Ласковый Питер сидел у плоской, как стол, глыбы и собирал с нее патроны для пистолета, обтирал рубахой и вставлял в обойму.
Вложив обойму в рукоятку пистолета, он залез на камень и долго разглядывав мою сторону лагуны.
Наступил вечер. Второй вечер на этом острове. Солнце садилось в лиловую тучу. Пассат почти совсем стих, только прибой яростно грохотал на рифе.
Когда стемнело, послышался кашель и скрип песка. Осторожные шаги удалялись. Я пересек площадку и стал красться за Ласковым Питером.
Иногда он останавливался, тогда и я замирал на месте; постояв с минуту, он двигался дальше. Опять я с гордостью подумал о своих сандалиях на мягкой толстой подошве – моих шагов почти не было слышно. Я крался, как тень. Осмелев, я подошел так близко, что едва не налетел на него. В это мгновение он споткнулся и помянул дьявола.
У меня не оставалось сомнений, что он охотится за мной, предательски хочет напасть в темноте.
Зачем он это делал? Наверное, боялся, что я зарежу его во сне или всажу нож в спину, выскочив из-за пальмы. Будь он на моем месте, то наверняка сделал бы это, не колеблясь. И еще, мне кажется, он не мог смириться с тем, что я, мальчишка, человек низшей расы, как он считал, отказался ему повиноваться, поднял бунт и даже принудил его сдаться.
Вот он остановился, видно, прислушиваясь, затем, крадучись, пошел по берегу. Его расплывчатый силуэт мелькнул на фоне лагуны, усеянном отражениями звезд, и скрылся в кромешной тьме. Я стоял, прижавшись в темноте к стволу пальмы, и прислушивался к скрипу песка под ногами моего врага, сжимая в руке нож.
Ласковый Питер минут пять кружил возле моей постели, наконец наткнулся на нее, упал, поднимаясь, громко выругался. В голосе его слышалось злорадное торжество. Он пнул мою постель и сказал:
– Можешь не подниматься. Тебе придется долго спать. Молчишь? И правильно делаешь. Ты проиграл. А проигравший платит!
Затем один за другим прогремели три выстрела
– Ну вот и все,- сказал Ласковый Питер с видимым облегчением.- Надо отдать тебе должное, ты держался молодцом. Может, поэтому я и отправил тебя к праотцам. Мне все казалось, что ты стоишь у меня за спиной со своим ножом. Я возьму его на память. Ты не возражаешь? Не помешает мне и палатка.
Зашуршала парусина.
– Проклятый щенок!..- прошептал он.
Этот бандит был явно разочарован. Он сопел, сидя на моей постели, наверное поняв, что поменялся со мной ролями. Теперь ему надо было прятаться. У меня был нож, и он ждал удара, наверное вращая головой, как сова.
Неподалеку зашуршал песок, должно быть, краб тащил орех. Тотчас же сверкнуло красное пламя, и грохнул выстрел. Он еще несколько раз стрелял во все стороны. Наконец встал и пошел. Я нащупал под ногами кусок коралла и запустил ему вслед. В ответ он выстрелил и побежал, время от времени стреляя в темноту.
Я не выдержал и закричал:
– Удрал, удрал! Трус несчастный! Фашист проклятый!
Наверное, он не слышал меня, потому что затихший было ветер, завыл, засвистел в ушах. Стал накрапывать дождь. Когда он хлынул водопадом, я уже лежал на своей постели, с головой накрывшись палаткой. Буря бушевала вовсю, ветер пытался сорвать с меня парусину, да я подоткнул ее под бока. Палатка в начале пропускала теплую дождевую воду, но потом набухла, и вода стекала с нее под мою постель. Но слой кокосового волокна был толстым, и мне было не так уж плохо. Засыпая, я старался сосчитать, сколько выстрелов сделал Ласковый Питер. Получалось, тринадцать или четырнадцать. Выходило, что если у него были две полные обоймы, то осталось не больше пяти-шести патронов. Я заснул, хоть под боком уже хлюпала вода.
Последний выстрел
Атолл, промытый ливнем, сверкал в утреннем солнце. Пар курился над влажным еще песком. Переплыв канал, я опять занял свой наблюдательный пост в кустах недалеко от логова Ласкового Питера. Мой противник тоже проснулся, а возможно, и вообще не ложился, судя по его усталому лицу. Он сидел за плоским камнем с пистолетом в руке и клевал носом. Иногда он вскидывал голову и ошалело смотрел по сторонам. Он и впрямь считал, что я поступлю с ним так же, как он хотел поступить со мной: подкрадусь и убью его сонного.
«Что, если мне самому подкрасться и трахнуть его по голове вот этим кораллом, оглушить и обезоружить? Ведь с таким противником иначе нельзя. И ничего ему особенно не будет, только оглушу его…»
Мои мысли прервал его голос:
– Ну, где ты, где? – орал он.- Чтоб тебя сожрали акулы! Думаешь, я не вижу! Трус! Выходи!
Я спрятал голову в расщелину.
– Выходи, или!..
Он выстрелил. Подождав немного, я выглянул. Он клевал носом, сидя на камне. У него явно сдавали нервы.
Мне в голову пришла отчаянная мысль. Наверное, у меня в ту пору тоже сдали нервы, я чувствовал, что не выдержу, если он будет вот так охотиться за мной.
Я думал: «Сейчас он устал, ночью его промочило насквозь, и он не спал. Теперь ему уже не попасть в летящего фрегата. Руки у него дрожат, глаза слезятся…»
Он вскинул голову, что-то пробормотал и опять заклевал носом.
И я решился. Вылез из своего укрытия. Схватил камень, размахнувшись, бросил в него. Камень попал ему в грудь, он повалился набок, спросонок подумав, не ударил ли я его ножом, потом вскочил.
Я побежал. Он выстрелил. Пуля чиркнула по песку сбоку от правой ноги. Я припустился к каналу, виляя из стороны в сторону, как один из героев, не помню какого фильма или книги. Он выстрелил еще. Я не услышал полета пули. В ушах свистел ветер. Оглянувшись, я увидел своего преследователя метрах в ста. Он бежал, согнувшись почти до земли, опустив руку с пистолетом. Еще выстрел, и крошки коралла брызнули из глыбы впереди и чуть левей от меня. Все-таки он стрелял здорово, и если бы я не менял направления, то он убил бы меня. Но в те мгновенья я не думал об этом, я летел, едва касаясь ногами земли. Не помню, как
