табуны Торнов. Сильные жеребцы, кокетливые кобылки, резвые жеребята – лучшие лошади в округе! Красиво идут табуны, и это – лучше празднование окончания зимы.
Долгожданная весна кружила голову: скоро, совсем скоро княжич поедет в Турлин и примет из рук короля родовой меч. Была еще причина радоваться поездке: все ближе новая встреча с Марком. Вот повезло бы им служить рядом!
Ясеневый месяц не перевалил и за середину, когда гонец принес известие: приезжают золотые Лисы.
Торопил княжич солнце – быстрее бы закатывалось к вечеру, вставало утром. Быстрее бы разматывались дни! И вот дождался: еще затемно застучали в ворота: едут! Скоро будут! Выходите встречать!
Сердце бухало в груди, как барабан. Дай Темке волю – выскочил бы за ворота встречать гостей. Но нельзя, непозволительно; стой смирно на крыльце по правую руку от отца. Княжич запрокинул голову, посмотрел на розовые от утреннего солнца облачка. Легкий ветер тянул их навстречу Крохам. Как медленно движется время!
Нарастают звуки приближающегося отряда – музыка, в которой Темка знает каждую ноту. Штандарт – как знаком зверь, вышитый на нем! Точно такой же на ноже, с которым княжич не расставался всю зиму.
Гости приблизились к крыльцу, спешились. Марк вежливо склонил голову, слушая приветствие князя Торна. Темка позавидовал такой сдержанности и постарался приглушить радость, что заходилась в груди щенячьим лаем, срывалась на визг.
Маленький островок посреди реки, единственный во всей округе, где росла маальва, грустно топорщился голыми ветками. Оборвали уже. Темно-багряные цветы распускались первыми, только взламывался лед, и берега захлестывала холодная вода. Подбросить на крыльцо девушке душистый букет считалось делом чести каждого жениха, и деревенские парни, разгоряченные весенним солнцем, лезли в реку уже в конце Букового месяца.
Сейчас вода прогрелась, даже самые осторожные ныряли в неспешные волны. Темка направил Дегу к берегу, мимо зарослей кипрея к песчаной отмели. Выше по течению сидел, уныло опустив плечи, маленький рыбак. Ивовая удочка без толку полоскала лесу из конского волоса. Рыбак почесал изжаленные комарами ноги и хмуро глянул на приехавших. Княжич узнал сына трактирщика и понял его печаль: давно пора вернуться в деревню и помогать отцу. Но сидеть на берегу намного приятнее, а наказание так и так неминуемо.
Солнце дробилось на воде, слепило глаза. Затянувшееся молчание заставляло ежиться, точно под рубаху натолкали крапиву. Разговор не складывался. С той самой минуты, когда Марк отвернулся от князя и Темка увидел в глазах гостя сдержанное приветствие – не больше.
– Искупаемся? – предложил Темка.
Марк помедлил, прежде чем ответить.
– Тут? – в голосе сквозило высокомерное удивление.
Плеснула обида за любимое место:
– А чем тебе не нравится?
Крох-младший посмотрел, как река обмывает илистый берег островка, взбивая легкую муть, и скривился:
– Вот уж достойно княжича – в грязи барахтаться.
Темка сжал губы, тронул бока Деги коленями, направляя кобылку дальше, к заливным лугам, где пасли лучших лошадей Торнов.
– Ты стал… не такой.
Марк не удивился:
– Повзрослел. Не все же детскими игрушками забавляться. Видишь ли, если хочешь чего-то добиться, то нужно быть сильным, жестким. Ты, наверное, этого еще не понимаешь.
Ехали неторопливо. Гость с умеренным любопытством поглядывал по сторонам, казалось, его совсем не тяготит молчание.
От берега свернули в сторону, поднялись на склон. Шум воды сменился азартными мальчишескими криками: на плоском глинистом холме подпаски играли в «осаду». Рыжий Колька опять выигрывал. Его «замок», сооруженный из веточек и кусков коры, разросся вширь и вверх. Вечно простуженный Михась зря сопел, примериваясь к «главной башне», – все равно не сможет развалить. Вот Темке никогда не удавалось выстроить такое сооружение. А Колькины «замки» часто простаивали до вечера, вызывая зависть и почтение.
Княжичей заметили, поздоровались вразнобой. Темка остановил коня. Марк глянул с недоумением, но все же пристроился в полушаге. Михась засопел громче, поплевал на плоский камушек-биту. Громко хмыкнул ему под руку Колька. Бросок! Хитро положенные перекрытия срикошетили, отводя «снаряд» в сторону. Рыжий горделиво повел плечами, спросил:
– Княжич Артемий, не желаете бросить?
Темка фыркнул: нашел дурака!
– Ну уж нет! Опять под щелбаны лоб подставлять!
– Ты играешь с ними? – в голосе Марка плавали холодные льдинки недоумения.
Подпаски примолкли, встали. Уже как положено, склонили головы перед княжичами.
– Да, – Темка постарался ответить сдержанно.
Губы Кроха презрительно скривились:
– Разве это достойно княжича серебряного рода?
– А ты у себя дома, что – букой ходишь?
– Я? – приподнялись темные брови. – Я? – уже с насмешкой повторил Марк. Развернул коня и неторопливо въехал на пригорок. Жеребец легко снес «замок», переламывая копытами ветки и втаптывая в землю кору.
Колька быстро глянул исподлобья и уставился на свои босые ноги. Крох бросил Темке, напоминая, словно неразумному:
– Я княжич золотого рода.
Темка соскочил с Деги, присел у разрушенного замка. Колька опустился рядом. Нет, даже такой мастер не восстановит.
– Ты бы выиграл, – сказал княжич расстроенному подпаску.
– Если ты желаешь утешить, то нужно так, – вмешался Марк. Нашарил в широком поясе мелкую монету, кинул в разоренную игрушку. – Мы и дальше будем торчать тут?
Темка встал, чувствуя, как набухает в нем ярость. Но княжич справился с собой, учтиво наклонил голову:
– Отчего же, поедем. Желание гостя – закон.
…А потом был ужин, вспоминать про который Темка вообще не хотел.
Глава 4
Зима в этих краях оказалась теплая. Горячие ветра, часто дующие с Черных песков, превратили снега Букового месяца в затяжные дожди. Уже в первых числах Ясеня дороги начали подсыхать, а в речке Красавке заплескались мальчишки. Самые тенистые овраги обнажили илистое дно, когда засверкали молнии Яблоневых гроз. Первая пришлась как раз на тот день, когда Матерь-заступница отмерила пятнадцатый Темкин год.
Дожди сменила жара. Сначала радовались солнцу, но потом земля начала трескаться, и от зноя стало трудно укрыться даже в подвалах крепости. В деревнях священники отслужили молебны Матери- заступнице, прося отвести стороной засуху. А в один из дней вся ребятня лазила по подсыхающим болотистым лугам, собирая лягушек. Утром, с первым лучом солнца, многодетные матери зарыли тварей на
