Рома, Надя и Лёша, притихнув, болтали ногами и переглядывались улыбками.
— Вот тебе попадет сейчас, Котя, — сказала Надя. — Снежанкина бабушка такая злая.
— Давайте смотаемся?
— Давайте.
Когда заплаканная Снежана появилась с бабушкой, на синей лавочке, усыпанной лепестками облетающей вишни, никого уже не было.
— Вчера Галаголь опять выходила. Прикиньте, мы закричали ей: «Дважды два!», она повернулась и, как обычно, стала крестить воздух, а потом вдруг заорала: «Будьте прокляты, кто вас высрал!», а Денис испугался, заплакал и убежал домой.
— Вообще-е-е. И чё, она теперь кричит: «Будьте прокляты»?
— Да, всем кричит. Совсем с ума сошла.
— Почему Галаголь?
— У нее фамилия такая. В первом подъезде живет. И в списке есть.
— Пойдемте посмотрим?
— Попёрли.
Список жильцов очень старый. Фамилии выведены краской кирпичного цвета. Напротив квартиры шесть написано: «Галаголь О. Ф.». Она тут живет давно. Тощая старуха, волосы бубликом. Написала заявление управдому, вокруг мусорников раскидали куски отравленного мяса, и почти все собаки подохли. И Чара, и Альфа, и даже Трахунья. Трахунью хоть и не любили (ее погладишь, а она тут же лапы на плечи кладет и трахать начинает, Котька трубу точно так же), все равно было жалко. А Тяпу мы сами выходили. И щенков ее выходили — кормили, в коробке держали, старые вещи из дома выносили, чтобы щенкам спать было удобно. Галаголь видели только издалека и очень редко, она почти не выходила из квартиры. Близко подходить было страшно.
— У нее, говорят, такой почерк красивый. Тетя Зоя видела заявление. И не скажешь, что она сумасшедшая.
— Тихо! Кто-то идет!
По лестнице спускалась сама Галаголь, безглазая смерть.
— Пошли вон отсюда! — злобно рявкнула она.
Мы вылетели из подъезда и побежали кто куда, забыв прокричать «дважды два».
Сердце двора бешено колотилось.
Борька загадочно и надменно смотрел на Саню.
— Ты чего?
— Дашь интервью? Я уже у всех взял.
— Интервью?
— Ага. — И Борька достал из кармана черный плеер.
— И что, записывает? — восхищенно проговорил Саня.
— Записывает. Настоящий диктофон.
— Безуха. Тебе сегодня купили?
— Да. Ну что, отвечай на вопросы.
Борька нажал кнопку «Кее».
— Здравствуйте. Как вас зовут?
— Саша.
— Сколько вам лет?
— Восемь.
— Ваша любимая группа?
— «Спайс Гёрлз».
Борька щелкнул кнопкой и расхохотался:
— Теперь я всем покажу эту кассету! Девчонки еще не знают.
Отмотал, включил.
«Сейчас мы возьмем интервью у самого главного сутенера нашего двора, — зазвучал глухой голос. — Здравствуйте! Как вас зовут?» — «Саша…»
— Урод! — Саше обидно до чертиков. И обидно, что у него нет диктофона, чтобы самому провернуть такую здоровскую акцию.
— Я еще у Лады взял.
«Сейчас мы возьмем интервью у самой главной проститутки нашего района. Как ваше имя?» — «Лада». — «Сколько вам лет?» — «Девять». — «Ваша любимая группа?» — «Бэкстрит Бойз…»
— Козел. Ладка, Надя, Снежана! Этот козел нас всех записал!..
Лада все рассказала маме. Кассету потом разбили, дали Борьке подзатыльник и заставили извиниться перед девочками.
— Вечером будет дискотека, моя мама вынесет магнитофон к подъезду. Удлинитель протянет через форточку.
— Ла-а-а-ада, это же клёво! — Надя вынула заколку из волос, тряхнула головой и снова стала собирать длинные темные волосы в хвост.
— Да, круто, — вразнобой стали повторять пацаны.
— А у тебя есть кассета «Я-я-я-коко-джамбо-я-я-е»? — напел Котя.
— Есть конечно. Принесу. И «Макарена» есть.
— А Сережа танцевать не умеет. — Девчонки прыснули.
— Ой, можно подумать, вы умеете.
— Мы — умеем. А ты нет. Обоснуй, что мы не умеем.
— Не умеете!
— Да ты, наверное, на дискотеке ни разу не был.
— Ну и что.
— Ну и то. И вообще ты фуфло какое-то слушаешь, «Золотое кольцо». Даже моя бабушка не слушает.
— Да как же.
— Да, да! — Рома снова вскочил и встал лицом к аудитории, чтобы его было лучше видно. — Он, приколитесь, когда бабки всякие старые собрались во дворе с гармошкой, подсел к ним и стал подпевать! Баба Валя там была, баба Таня, дедушка Боря — все, короче.
— Ха-ха-ха, — заржали. — А ну спой нам!
Сережа насупился.
— Спой, спой! — Лена самая старшая, ей почти одиннадцать. У нее светлые волосы и глаза медового цвета. Не темный мед, а желтый. В нее влюблены и Ромка, и Денис, и сам Сережа. — Спой какую-нибудь такую песню. — Лена смотрит на Сережу, а он отводит взгляд.
— Не буду.
Тогда Лена садится перед ним на корточки и смотрит в лицо снизу вверх. Деться некуда.
— Ну для меня спой. Это серьезное дело, народные песни. А что. Хватит ржать! — прикрикнула на остальных, и смешки потухли. — Спо-о-ой. Пожалуйста. Ничего смешного тут нет. Это мы всякую чушь слушаем. «Руки вверх» там, Линду. Спой. Мы не будем смеяться.
Тишина.
Все ждут.
— Ладно, — Лена встает, — раз не хочет человек петь, то не надо.
И Сережа запел. Тихонько, на одной ноте — запел.
«…виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему…»
Дети смеялись так громко, как только могли, набирая побольше воздуха и выкашливая смех.
Лена смеялась тоже.
Сережа молчал.
