— Я тебе говорил, что не желаю, чтобы ты носила эти запонки. Ты обращаешь на себя внимание.
— Ты же знаешь, кто их мне их подарил.
— Вот именно.
— Уж не ревнуешь ли ты?
— Дура!
В эту минуту Батистен постучался и вошел.
— Вот постарайся-ка подняться градусом выше, — обратился к нему Протос, указывая на стуле куртку, воротничок и галстук, которые он принес из-за стены. — Ты будешь сопровождать своего клиента по городу. Я его у тебя возьму только вечером. А до тех пор не теряй его их виду.
Исповедоваться Амедей пошел к Сан-Луиджи де Франчези, а не в собор святого Петра, который подавлял его своей огромностью. Вел его Батистен, который вслед затем проводил его на почту. Как и следовало ожидать, у «Тысяченожки» там насчитывались сообщники. По карточке, прикрепленной к чемодану, Батистен узнал, как Флериссуара зовут, с сообщил об этом Протосу; а тот без всяких затруднений получил от услужливого чиновника письмо Арники и без всякого стеснения таковое прочел.
— Странно! — воскликнул Флериссуар, когда, часом позже, явился в свою очередь за корреспонденцией. — Странно! Похоже на то, что письмо было вскрыто.
— Здесь это часто случается, — флегматически заметил Батистен.
К счастью, предусмотрительная Арника позволяла себе только весьма осторожные намеки. Письмо было, впрочем, совсем короткое; в нем просто советовалось, следуя указаниям аббата Мюра, съездить в Неаполь к кардиналу Сан-Фличе, ордена святого Бенедикта, «прежде чем что бы то ни было предпринимать». Более неопределенных и, следовательно, менее компрометирующих выражений нельзя было и придумать.
IV
Перед Мавзолеем Адриана, так называемым замком Святого Ангела, Флериссуар испытал горькое разочарование. Это огромное строение возвышалось посреди внутреннего двора, закрытого для посторонних, куда путешественники допускались только по билетам. Было даже оговорено, что их должен сопровождать сторож…
Разумеется, эти чрезвычайные меры предосторожности только подтверждали подозрения Амедея; но в то же время они позволяли ему оценить всю безумную трудность задуманного. И Флериссуар, отделавшись, наконец, от Батистена, бродил по набережной, почти безлюдной в этот предвечерний час, вдоль стены, преграждающей доступ у замку. Он расхаживал взад и вперед перед подъемным мостом у ворот, мрачный и унылый, потом отходил к самому берегу Тибра и старался, поверх ограды, увидать хоть что-нибудь.
До сих пор он не обращал внимания на некоего священника (в Риме их такое множество!), который, сидя неподалеку на скамье, казался погруженным в молитвенник, но на самом деле давно уже наблюдал за ним. Почтенный пастырь носил длинные, густые серебряные волосы, и его юный и свежий цвет лица, признак чистой жизни, являл резкую противоположность этому достоянию старости. Уже по одному лицу можно было догадаться, что это священник, а по какой-то особой приятности видно было, что это священник-француз. Когда Флериссуар в третий раз проходил мимо скамьи, аббат вдруг встал, подошел к нему и, рыдающим голосом:
— Как! Не я один! Как! вы тоже его ищете!
При этих словах он закрыл лицо руками и дал волю долго сдерживаемым рыданиям. Потом вдруг, овладевая собой:
— Неосторожный человек! Спрячь свои слезы! Подави свои вздохи!..
И, хватая Амедея за руку:
— Пойдемте отсюда; за нами следят. Мое невольное волнение уже заметили.
Амедей поспешил за ним, недоумевая.
— Но как, — вымолвил он наконец, — но как вы могли догадаться, зачем я здесь?
— Дай-то бог, чтобы мне одному дано было это заметить! Но ваше беспокойство, но печальный взгляд, которым вы озирали эти места, разве могли укрыться от человека, который вот уже три недели приводит здесь дни и ночи? Увы! Едва я вас увидел, какое-то вещее чувство, какое-то внушение свыше открыло мне, что нас с вами объединяет братская… Осторожно! Кто-то идет. Ради всего святого, притворитесь совершенно беззаботным.
Навстречу им по набережной шел разносчик с овощами. Тотчас же, словно продолжал начатое, тем же голосом, но только оживленнее:
— Вот почему эти «Вирджинии», столь ценимые некоторыми курильщиками, всегда закуривают от свечи, предварительно вытянув изнутри тонкую соломинку, которая служит для того, чтобы в сигаре получилась узкая трубочка для дыма. Если у «Вирджинии» плохая тяга, ее лучше просто бросить. Мне случилось видеть, как требовательные курильщики закуривали по шести штук, прежде чем найти себе сигару по вкусу…
И, когда встречный прошел мимо:
— Вы видели, как он на нас смотрел? Надо было во что бы то ни стало отвести ему глаза.
— Как! — воскликнул оторопевший Флериссуар: — неужели и этот зеленщик тоже из тех, кого мы должны остерегаться?
— Я не смею утверждать, но я так думаю. За окрестностями этого замка особенно следят; здесь все время шмыгают агенты специальной полиции. Чтобы не возбуждать подозрений, они наряжаются во что угодно, Это такие ловкачи, такие ловкачи! А мы так простодушны, так доверчивы от природы! Если я вам скажу, что я чуть было не погубил все, не остерегшись простого носильщика, которому в день приезда дал нести мой скромный багаж от вокзала до того дома, где я остановился! Он говорил по-французски, и хоть я с детства свободно говорю по-итальянски… вы бы сами наверное испытали то же волнение, что овладело и мной, услышав на чужбине родную речь… Так вот, этот носильщик…
— Он тоже?
— Он тоже. Я в этом почти убедился. К счастью, я мало что сказал ему.
— Вы меня пугаете, — отвечал Флериссуар. — Я тоже, когда приехал, то есть вчера вечером, попал в руки проводнику, которому доверил свой чемодан и который говорил по-французски.
— Боже правый! — в ужасе произнес священник. — Уж не звали ли его Батистеном?
— Батистеном, да! — простонал Амедей, чувствуя, как у него подкашиваются ноги.
— Несчастный! О чем вы с ним говорили? — Священник сжал Амедею руку.
— Я и сам не помню, о чем.
— Постарайтесь, постарайтесь! Вспомните! Ради всего святого!..
— Нет, право же. — лепетал Амедей в страхе, — я. кажется, ничего ему не сказал.
— О чем он мог догадаться?
— Да, право же, ни о чем, уверяю вас. Но вы хорошо сделали, что предупредили меня.
— В какую гостиницу он вас привел?
— Я остановился не в гостинице; я снял комнату в частном доме.
— Это безразлично. Где вы поселились?
— На маленькой уличке, которую вы наверное не знаете, — пробормотал Флериссуар в крайнем смущении. — Я все равно там не останусь.
— Будьте осторожны: если вы поторопитесь съехать, могут подумать, что вы что-то заподозрили.
— Да, может быть, вы правы: мне лучше некоторое время там пожить.
— Но как я благодарен небу, что оно привело вас в Рим именно сегодня! Еще день, и я бы вас не встретил! Завтра, самое позднее, я должен ехать в Неаполь повидаться с одним святым и влиятельным человеком, который втайне очень занят этим делом.
