к храмовым должностям, которые могли продаваться, передаваться по наследству, да и к самим храмам с их широкой торговой, ростовщической и другой предпринимательской деятельностью.
Для источников права Месопотамии, в том числе и для ЗХ, характерна примитивная правовая техника, казуистичность норм права, их формализм, символический характер. В них нельзя найти ни четкого понятия преступления, которое не всегда можно отделить от частного правонарушения, ни абстрактно сформулированной нормы, касающейся убийства, кражи и пр.
Символична была ответственность за ряд преступлений, например отрезание груди у кормилицы, подменившей ребенка (ЗХ, 194). Формальный и символический характер имела также клятва.
Нет в источниках права и обоснованной системы изложения норм: нормы уголовного права чередуются с нормами процессуальными, регулирующими имущественные отношения и пр. Однако внутренняя логика изложения правового материала присутствует и здесь. В ЗХ, например, нормы права группируются по предметам правового регулирования, а переход от одной группы к другой осуществляется путем ассоциаций.
Так, ст. 6-25 ЗХ посвящены охране собственности царя, храмов, общинников и царских людей. Эта группа норм заканчивается нормой о противоправном завладении чужим имуществом. Казалось бы, переход к следующей, ст. 26, открывающей раздел об имуществе, полученном от царя за службу, согласно которой воин, не пошедший в поход, подлежал смертной казни, нелогичен. Между тем логика древнего законодателя заключалась в том, что речь шла не столько об ответственности за дезертирство, сколько за использование чужого (царского) поля, право на которое воин потерял, отказавшись идти в поход. Следующая группа норм (ст. 42–88) регулирует операции с недвижимостью и ответственность за правонарушения, касающиеся этого имущества.
Регулирование имущественных отношении. В Месопотамии не сложился институт частной собственности на землю. Земля рассматривалась правом в категориях свободного и зависимого владения, пользования. Значительные массивы плодородной обрабатываемой земли сосредоточивались в царских хозяйствах, а также хозяйствах храмов, которые часто пополнялись за счет многочисленных пожертвований со стороны правителей. Царские и храмовые земли обрабатывались различными категориями зависимого люда, сдавались в аренду, передавались за службу: воинам, тамкарам, жрицам и др.
Общинная земля находилась или в коллективном владении (выгоны для скота, луга и пр.), или во владении частносемейном. Как свидетельствуют и САЗ, и ЗХ, свободный общинник-крестьянин обладал широкими правами за свой земельный участок, которые были близки к правам собственника. Он мог продавать, менять, закладывать, сдавать в аренду, передавать по наследству свой участок как особую недвижимую собственность (ЗХ, 39–47, 60–65), при этом не требовалось ни согласия правителя, ни согласия самой общины. Однако земля не стала обычным предметом купли-продажи. Отчуждение земли в представлении жителей Месопотамии было 'несчастьем', а покупка чужой земли — несправедливостью. В связи с этим передача земли общинника за пределы общины или круга членов его семьи была, как правило, невозможной. При отчуждении земли человек как бы оставлял после себя заместителя. САЗ, закрепляя исключительную собственность общины на арыки, колодцы и другие объекты коллективного общинного владения, лишь в порядке исключения предоставляли право на покупку участков земли с колодцами и арыками. Их покупали, как правило, крупные землевладельцы, ростовщики, собиравшие большие массивы земли за счет невыкупленных участков, заложенных за долги.
Полноправие вавилонянина было прямо связано с земельным наделом общинной земли. По ЗХ он терял не только земельный участок, но и другие права, если порывал с общиной, даже жена могла отказаться от беглеца (136).
Землевладение общинника-крестьянина всемерно охранялось правом. По САЗ присвоение чужого поля с переносом межи влекло за собой возвращение потерпевшему втрое большего земельного участка, отрубание пальца правонарушителю и наложение на него обязанности отработать месяц на царских работах. Во всех случаях присуждались к царским работам лица, вырывшие колодец на чужом поле, нарушившие границы землевладения собственника (САЗ, 9-10, I). Если же на пустующем поле 'выращивались овощи и сажались деревья, то хозяин мог забрать свое поле с урожаем' (САЗ, 13, I).
Значительное внимание в законодательстве уделялось землевладельческим правам воина. Но в правовом статусе земельного участка воина — 'илку' в Ассирии и Вавилоне были существенные различия, так как в Ассирии он выделялся из общинной земли (здесь не было крупного царского земельного фонда), а в Вавилоне — из земли царской.
Воинский надел по ЗХ полностью исключался из торгового оборота, всякая сделка относительно земли воина считалась ничтожной. Если воин ради избавления от службы бросал надел, он не терял права на него в течение года при условии возвращения к своим обязанностям. Эта земля не переходила по наследству. По САЗ земельный участок, выделенный общиной человеку, выполняющему царскую повинность, назывался 'долей дворца'. О самом человеке говорилось, что он несет повинность 'поля и дома в своей общине' (45, III). Такой же 'долей дворца' обеспечивались и Другие лица внутри общины, обязанные снабжать царя тем или иным продуктом. Существовала и относительная свобода распоряжения 'долей дворца', которая становилась все больше объектом продажи, залога и других сделок. По ЗХ в подобном режиме находилось дворцовое имущество, передаваемое за службу жрице, купцу. Они могли продавать 'за серебро' свое поле, сад, но на покупателя при этом переходили обязанности службы (ст. 40).
Отдельные виды договоров, например займа, мены, купли-продажи, в месопотамском законодательстве стали регулироваться очень рано. Наибольшая степень разработанности и полноты норм, касающихся договорных отношений, была характерна для ЗХ. В САЗ говорилось главным образом о договорах, связанных с транзитной торговлей, — хранения, перевозки, товарищества и пр.
Все сделки делились на две группы с отчуждением вещи и без такового. Первый вид сделок в силу традиционных представлений о тесной связи вещи с жизнью индивида требовал выполнения более строгих условий, чем второй: письменного договора, клятвы, присутствия свидетеля и пр. К ним относились договоры купли-продажи, дарения, раздела наследства, усыновления. В письменном договоре купли- продажи требовалось точное обозначение объекта купли, удостоверение собственнических прав продавца на вещь, чтобы оградить покупателя от иска со стороны третьего лица, от обвинения в краже, от притязаний государства (в частности при продаже неотчуждаемых царских земель, земельных наделов воинов и т. д.), Этот договор мог включать в себя обоюдный или односторонний отказ от иска и обещание не оспаривать законченную сделку, скрепляемую часто специальной прибавкой к договорной цене
Жесткие требования договора купли-продажи о немедленной плате обходились путем оформления фиктивной купчей, наряду с которой оформлялась и долговая расписка. Число свидетелей при такой сделке доходило до трех десятков. Эти 'кредитные сделки', в основном касающиеся приобретения земли, при которых не требовалось немедленной уплаты за проданную вещь, скреплялись в Ассирии свидетельством царя и общины.
В правовом закреплении договора займа, найма вещей и людей, ростовщических операций особенно наглядно проявились различия двух крупных правовых систем древнейших восточных государств: компромиссно-умеренной для своего времени правовой системы Вавилона (ее нормы в значительной мере были продиктованы политикой Хаммурапи на снижение уровня социально-классовых противоречий, на предотвращение дальнейшего обезземеливания общинников-крестьян) и бескомпромиссно-жесткой системы среднеассирийского права, отражающей интересы главным образом олигархической рабовладельческой верхушки.
Сам факт большого количества статей в ЗХ, связанных с ответственностью арендатора земли и пр., свидетельствует о распространении кабальных условий займа, найма, аренды земли, от которых страдали прежде всего бедняки. Так, например, по ЗХ долг мог быть погашен за счет имущества должника, отработки долга самим должником, его женой, детьми. Арендатор земли должен был не только уплатить арендную плату, которая достигала 2/3 урожая, но и вернуть землю обработанной (ст. 42–43). Найденные таблички свидетельствуют о частых сделках жриц Шамаша в Сиппаре, передававших землю в аренду при условии не
