поездки бывают.
— От Ленконцерта, что ли? У тебя номер? Зачем ей такие подробности?
Да. Сделала номер. Танец. Индийский.
_ Правда? А кто ставил?
«Кто ставил»! Какая ей разница!
— Молодой мальчик из Москвы. Очень талантливый. Ученик Ольги Леонардовны.
Как фамилия? Ты понимаешь, мне для дела. Мне нужно закончить современностью: новые имена, кто подхватил эстафету. Я так и назову главу: «Кто подхватил эстафету?» Хорошо, правда? Димка придумал.
Ксане тоже показалось, что название главы придумано хорошо: она любит, когда пишется красиво, не как в обычной речи — Филипп вот никогда так не скажет: «эстафета»… И зачем она стала врать про какого-то московского мальчика?! Вдруг Олька примет всерьез, начнет разыскивать этого мальчика для своей книги?
— Он индус. Закончил ГИТИС и уехал к себе. У Ольги Леонардовны много всяких иностранцев. Ее ценят во всем мире!
— Настоящий индус?! Потрясающе! Мне обязательно нужно это в книгу! Сплав классики с национальными традициями. Ну еще и дружба народов.
Что ни придумаешь — только хуже. Олька всегда была такая — энтузиастка.
Там больше национальных. От классики в нашем смысле совсем ничего. У них тоже называется классика — своя. Ты не представляешь: совсем другая пластика. Ужасно было трудно.
— Потрясающе! Кинуля, я должна посмотреть, Именно чего-то такого мне не хватало. И попадешь в книжку. С фотографией, представляешь?! А мне приятно, что кто-то из своих. Когда у тебя выступление?
А ведь все могло быть правдой — если бы не замкнулась в кухне. Сделала бы номер, поддерживала бы форму понемногу. У Ольги Леонардовны действительно много талантливых учеников, она бы всегда помогла. И мысль хороша: индийский танец! Там ведь нагрузки меньше, чем в нашей классике.
— Не знаю, когда теперь. Была бригада, да распалась. Теперь если позовет кто… Не знаю.
— Ну ты мне позвони, как только будет выступление. Обещаешь? И вообще — надо видеться! Полгода живу — и первый раз встретились. Ты же ходишь в те же магазины. И как мы до сих пор разминулись?
С Филиппом Олька наверняка много раз встречалась в ближайших магазинах. Но они же незнакомы. Однако похвастаться, что в их семье по магазинам больше ходит муж, Ксане почему-то не захотелось. Ходил. И Ксана полуоправдалась на всякий случай:
— Я чаще хожу в другую сторону. К Пяти углам.
— Ну хорошо, что все-таки встретились. Надо нам видеться, надо встречаться. Приходи к нам в гости. Господи, ведь два шага. Или приходите вдвоем. Ты ведь замужем, да? Я слышала от кого-то.
Сказано с обидной небрежностью. Но, может быть, Олька имеет право задаваться? У нее-то муж — величина: режиссер в Пушкинском! Ксана еще в училище впитала понятие, что режиссеры, балетмейстеры скорее полубоги, чем люди.
— Да, — призналась она без особой гордости.
— А кто он?
— Композитор. Ты, наверное, не слышала. Варламов.
— Потрясающе! И ты молчишь?! Как же можно не слышать?!. Нет, и она битый час молчит! Всегда была такая! Познакомь нас скорей!
Ксана подумала, что Олька переигрывает. Хотя, выходит, все-таки слышала фамилию? Слушала ли музыку — вопрос другой.
— О чем разговор. Обязательно познакомимся!
А знакомить их как раз и нельзя. Под любым предлогом. Потому что Олька заведет разговор про индуса из ГИТИСа, про выступления Ксаны — а Филипп сделает квадратные глаза,
— Заходите поскорей! Непременно! Я только посмотрю, когда Дима вечером свободен… А как муж отпускает тебя в поездки? Кто его кормит в это время?
— По-разному устраиваемся. Уезжает часто в Дом творчества. У них дом в Репино на самой границе с Комарово. Очень удобно: отдельные коттеджи, тихо, природа.
— Потрясающе! И мы часто ездим в Комарово. В ВТО. Даже в гостях в вашем были — там ходьбы пятнадцать минут. Ну правда, наш дом старый, плохонький, один душ на этаж, не то что ваш роскошный композиторский. Ну, наверное, у вас и здесь квартира — первый класс. Это мы убегали с Маклина, когда удавалось мобилизовать бабушек… Так, значит, до скорого. Непременно! Надо же — живем на одной улице, чуть не в соседних домах! Потрясающе!
Ксана снова подпрыгнула, и они с Олькой расцеловались.
Нечаянная встреча сбила Ксану с хозяйственных мыслей, и она не сразу вспомнила, что же ей нужно покупать. А когда вспомнила, все равно продолжала думать с невольной завистью: вот и квартира у Ольки отдельная в самом центре, и книгу пишет — а в училище была самой ленивой, едва дотянула до выпуска. Хотя, конечно, «ленивая балерина» — понятие условное, семь потов прольет хоть самая ленивая, но в сравнении…
Когда Ксана притащилась наконец домой с полными сумками — взмокнув по дороге несколько раз, — из-за двери звучал все тот же отрывок, который Филипп затвердил сегодня с утра. Ну вот, его идеал достигнут: он творит — она приходит навьюченная из магазинов. Сам Филипп как раз не любит этого слеза: творчество, а Ксане, наоборот, нравится: потому что оно подчеркивает избранничество тех, кто посвящен в это высшее человеческое состояние. Ну что ж, пусть творит — только творчество и может оправдать эгоизм. Вот только творчество всегда нелогично. Это-то Филиппу и мешает: логика и пунктуальность. Сейчас выйдет и начнет: «А сколько сейчас времени? Как же можно не знать, сколько времени? Это все равно что не чистить зубы — негигиенично!» Да, все у него пунктуально и логично…
Вот только логично ли он женился на Ксане? Ну, слава богу, не по расчету: ни квартиры, ни денег, ни полезных знакомств Ксана ему не принесла, это точно. Значит, по любви? Но он вообще ни разу не сказал, что любит ее. Ни разу!! Может быть, ей это и не нужно, но все-таки. Ни разу… И предложение сделал так: «Знаешь, нам надо зарегистрироваться, чтобы вместе ездить — в дома творчества, в гостиницы». Вот и зарегистрировались, раз надо. Никогда не бормотал бессвязно: «Ах, любимая… единственная… солнышко…» — ну мало ли. Если бы ему это сказать, он сморщился бы, наверное, от предположения, что он мог бы бормотать такую банальность: «Солнышко». Нет, ей не нужны всякие такие слова, но обидно же: ни разу… Наверное, теперь уже раскаялся, что связался, уже ищет себе другую — молодую, с квартирой.
Ксана оттащила свои покупки в кухню. Редкий случай: тут никого не было, даже вечной Антонины Ивановны. Ксане захотелось снова выпить чаю. Даже не для бодрости, а чтобы полнее почувствовать, что она в кухне одна, вообразить себя в отдельной квартире — вот как Олька!..
Гость появился, кажется, вместе с Николаем Акимычем. Ксана, само собой, была в кухне и не видела, как они вошли.
Филипп явился озабоченный:
— Ну как у тебя? Уже шесть.
Всегда «уже шесть» — просто какая-то мистика!
— Все готово. Почти. Подождите еще минут пятнадцать.
— Твои пятнадцать означают не меньше чем сорок пять.
Неисправим!
Как успею. Я без дела не стою, между прочим. А вы его пока занимайте. Неужели не о чем поговорить?
— Есть о чем. Только зачем столько всего?! Целый прием! Пару закусок — и достаточно.
Ему хорошо говорить. За пустой стол гость осудит не его, а ее.
— Сейчас. Только не стой над душой, пожалуйста.
— Пожалей меня: я, между прочим, не обедал. Он и правда же не ест днем — неизвестно почему. Но когда гость, как-то некогда думать о своих домашних.
Да, Филиппу хорошо торопить, когда самому делать нечего, а Ксане нужно и все сделать, и самой переодеться, накраситься — не выйдешь же к гостю с таким рылом.
