Московский златоуст
То, что Федор был очень умен, проявилось еще в детстве. Учитель Троицкой приходской школы назначал его, 8-летнего, аудитором класса с правом наказания учеников, а в 10 лет он самостоятельно одолел всю многотомную «Историю государства Российского» Карамзина. Возможно, что за чтением этого исторического труда он коротал время, когда семья (мать, отец и пятеро детей) добиралась до Москвы. Мальчику тогда было как раз 10 лет. А дорога до Первопрестольной была долгой.
В Москве братьев Федора и Дормидонта сразу определили в лучшее (из тех, где разрешалось учиться детям недворянского происхождения) учебное заведение – Коммерческое училище (в советское время – Педагогический институт иностранных языков имени Мориса Тореза, с 1990 года – Лингвистический университет). Ребята учились на «отлично», их имена даже были помещены на «золотую доску почета», однако довольно скоро выяснилось, что они – «незаконнорожденные», после чего их с позором выгнали.
К тому времени Николай Плевак уже умер. По завещанию все его небольшое состояние перешло Екатерине Степановой и ее детям. «Не могу судить моего отца, – напишет позже Федор Никифорович Плевако, – который душу положил за нас, заботясь о нас, но многое я не понимаю. Он был холост. С нами достаточно ласков, умирая, оставил распоряжение в нашу пользу, давшее нам возможность учиться и стать на ноги. Несмотря на это, он не женился на моей матери и оставил нас на положении изгоев».
Для продолжения образования братья были отданы матерью, числившейся московской временно третьей гильдии купчихой, в знаменитую Поливановскую гимназию. В 1859 году, окончив ее с золотой медалью, Федор Никифорович поступил на юрфак Московского университета. Фамилию Плевако Федор Степанов принял по настоянию опекунов, будучи еще гимназистом, причем для того, чтобы уподобить ее тем, что привычны в России, мать попросила прибавить к фамилии Плевак букву «о».
Учиться будущему адвокату нравилось. Когда он что-нибудь недопонимал – шел к Иверской и просил у Божьей Матери заступления. Помогало. Один раз после такой просьбы сдал казавшийся ему совершенно безнадежным экзамен по римскому праву самому строгому преподавателю, профессору Крылову, на четыре с плюсом. При этом профессор сказал: «…На пять с плюсом римское право знает только Господь Бог, на пять – мой великий учитель Савиньин, на пять с минусом – я. А своим ученикам я не могу передать больше, чем на четыре с плюсом».
В 21 год господин Плевако с блеском окончил университет и получил степень кандидата прав. Продолжать образование он отправился в Германию, где провел четыре года, после чего, исчерпав все материальные ресурсы, вернулся в Москву искать службы.
Поиски завели его в кремлевскую канцелярию, где он пять месяцев исполнял обязанности секретаря председателя суда господина Люминарского. Исполнял их до тех пор, пока сам Люминарский не посоветовал ему оставить это скучное занятие и попробовать себя на адвокатском поприще. Послушавшись начальника, молодой юрист 4 ноября 1867 года подал прошение об отставке, заложил у ростовщика серебряный отцовский портсигар и серебряную посуду, а полученные деньги вместе с друзьями спустил в ресторане, отмечая появление в Москве нового адвоката.
Первым его клиентом как раз и стал тот самый ростовщик, принявший у юноши портсигар. Узнав, что его заемщик – юрист, он попросил его помочь в деле взыскания с Управы благочиния по векселю 800 рублей. Это дело адвокат Федор Плевако проиграл. Зато второе дело выиграл, а на гонорар (200 рублей) купил себе первый фрак. Следующим был процесс купца Спиридонова, за который адвокат получил уже 3 600 рублей. Этого хватило на новую меблированную комнату.
Но первым его всероссийским успехом стало потенциально проигрышное дело франта и кутилы Кострубо-Карицкого, обвинявшегося в вытравливании плода у своей любовницы. Саму любовницу защищали два первостатейных на ту пору российских адвоката – Спасович и князь Урусов. Плевако на процессе выступал последним. По воспоминаниям Спасовича, внешне он «производил впечатление какого-то неотесанного медведя, попавшего не в свою компанию». На протяжении всего процесса молчал, с протестами не выступал, свидетелей не допрашивал и только ждал, когда ему предоставят слово. Не буду пересказывать содержание его речи, скажу только, что даже адвокаты противной стороны прониклись ее логикой и эмоциональностью. Присяжные Кострубо-Карицкого оправдали.
Потом еще были победы – в деле Качки, в состоянии аффекта застрелившей своего возлюбленного, в деле актрисы императорских театров примадонны Висневской, в деле игуменьи Митрофаньи (баронессы Розен), в деле миллионщика Саввы Мамонтова и во многих других.
К началу 1880-х годов имя Плевако уже было на Руси нарицательным. Люди так и говорили об адвокатах: «Плохой мне Плевако достался, найму себе другого». А поэтому, когда Мария Андреевна Демидова решила наконец порвать со своим мужем, она просто остановила извозчика и сказала:
– К Федору Никифоровичу.
Судить с любовью
К тому времени Федор Плевако был уже женат и имел двоих детей. По Москве ходили упорные слухи, что жену свою он выкрал из монастыря, причем монастырское начальство это прекрасно знало и не подавало в суд только потому, что прекрасно понимало всю бесперспективность будущего процесса. Однако после того, как Плевако познакомился с новой своей клиенткой, молодой и прекрасной купчихой Демидовой, вся страсть к первой жене мигом утихла, и Плевако быстро сдал ее обратно в тот же монастырь, откуда и забирал.
Любовь… Тут она уже была взаимной и доходила до обожания. Спустя пару месяцев после первого знакомства Мария Андреевна собрала вещи, детей и, презрев общественное мнение, переехала на Новинский бульвар, к своему любовнику. Который и повел бракоразводный процесс «Мария Андреевна Демидова (Орехова) против своего мужа Василия Васильевича Демидова».
Процесс этот затянулся почти на двадцать лет. Василий Васильевич, ставший в 1882 году, после смерти отца, полноправным хозяином льняной империи, стоившей более 5 000 000 рублей, ни на какие компромиссы не соглашался и «вольную» жене не давал. Более того, он совершенно спокойно относился к тому, что она живет с другим человеком, и упорно заявлял, что изменой это не считает. Демидов постоянно перечислял крупные суммы на образование детей (хотя вообще был человеком очень экономным). Когда он отказался платить налоги в городскую вязниковскую казну, глава города постановил: если он не хочет давать деньги, ему следует целый месяц проходить в одном ботинке и в одной калоше. И ведь проходил. Надевал на правую ногу ботинок, а на левую – калошу, но денег так и не заплатил.
