но трех крупнейших: Орловского коммерческого, Международного торгового и Московского земельного, которые для «возможно большего покрытия убытков» в 1908 году были слиты в один Соединенный банк. В новом банке для Лазаря Полякова места уже не было, хотя в состав правления был введен один из его сыновей – Исаак. В 1909 году финансировавший все эти годы поляковские банки Госбанк заявил, что он, «затратив огромные суммы на предотвращение несостоятельности Полякова, фактически принял на себя его обязательства и вступил в распоряжение имуществом банкирского дома». Между тем бедственное положение не помешало присвоению в 1908 году Лазарю Соломоновичу чина «тайный советник», который давал ему право именоваться отныне не иначе как «ваше превосходительство».
Итогом жизненного пути Лазаря Полякова было: движимое и недвижимое имущество – на 4,7 миллиона рублей, долг Госбанку – 9 миллионов рублей. Немногочисленные родственники сочли за лучшее отказаться от столь сомнительного наследства, заплатив государству «отступные» в размере одного миллиона.
А российские евреи еще долго после этого, благословляя своих детей перед женитьбой, произносили как молитву ставшее традиционным пожелание: «Да сделает тебя Бог подобным Полякову».
* * *
На кладбище Верано в Риме можно увидеть памятник, на котором написано:
ПОЛЯКОВ
Лазарь Яковлевич
барон де
гражданский инженер
Орша Могилевск. губ. 7 / 20.11.1851 – …12.1927
Значит, какими-то путями потомки Поляковых по линии Якова баронский титул все-таки получили. Или нет?..
СЫТИНЫ
Издательская империя
Первым персональным пенсионером союзного значения в 1928 году стал бывший российский медиамагнат и книгоиздатель, бывший мультимиллионер, бывший «эксплуататор трудового народа» Иван Дмитриевич Сытин.
Интерес к книгам
Есть люди, которые учатся всю жизнь. Кому-то для нормального образования достаточно десяти лет. Ивану Сытину вполне хватило трех. Становиться, по примеру отца, волостным писарем он не собирался. А хотелось ему пойти, как дядя, по торговой линии и торговать в Нижнем Новгороде мехами. 12-летний парнишка считался в родном костромском селе Гнездниково уже вполне самостоятельным человеком. А он и впрямь был самостоятельный. Взял да махнул в Нижний, не спросясь отца. У дяди дела шли неважно, а тут еще родственник, от которого вреда больше, чем пользы: хоть и помогал перетаскивать шкурки, и подметал в лавке, да ведь его кормить надо было… Поработал Иван у дяди два года и уехал в Москву, к дядюшкину знакомцу, купцу-старообрядцу Петру Шарапову.
Шарапов звезд с неба не хватал, ходил к обедне и к вечерне в церковь и торговал книжками и лубочными картинками. Лубок – не лиса, рубль с него не возьмешь, возьмешь 5 копеек. Но зато и народу в московскую лавку ходило куда больше, чем в дядюшкину новгородскую. А лубки были интересные – и смешные, и поучительные, и жалостливые. Были и такие, которые хозяин до поры смотреть мальчику не велел и за которые постоянно исповедовался перед духовником, но продавать их не переставал, а помощника поучал:
– Вот вырастешь, Иван, и так, как я, не делай. Торгуй с разбором. Ведь не любая деньга от Бога, не любая в пользу идет.
Однако Иван наблюдал обратное и прекрасно понимал, что ценна каждая копейка, как бы ни была она добыта. Главное – потом «повернуть» ее правильно.
Книжки нравились ему все больше. После закрытия лавки он выбирал ту, что потолще, и, благо хозяин разрешал, открыв ее на любом месте, долго читал. Для хозяина это было сплошным разорением: натуральные стеариновые свечи стоили в ту пору недешево. Но купец мальчонку любил. Да и как не любить – смышленый, работящий, во всем слушается. Своих детей у Петра Николаевича не было, поэтому он частенько ерошил волосы на голове у воспитанника и ласково ему говорил:
– Работай, Ваня, все твое будет.
А паренек был действительно смышленым. Увидев, что дорогущие полные собрания сочинений модных авторов, если вдруг обнаруживался некомплект, резко падали в цене, он изредка стал «припрятывать» отдельные тома. Потом винился хозяину, что у него «украли книгу», честно платил за нее из своего пятирублевого жалования, к примеру, 1 рубль 20 копеек, чуть погодя выкупал оставшиеся тома за 5 рублей, добавлял недостающий том, припрятанный, и все сбывал букинистам-барышникам с Никольского рынка за 15. Полученный доход он не прогуливал, но аккуратно складывал, копеечка к копеечке, а в тяжком грехе обмана (кражей он свои деяния не считал, ведь за все было заплачено) сразу же честно сознавался отцу-духовнику и быстро получал прощение. Хозяев тогда не обманывал только тупой или ленивый.
В 20 лет Иван был определен управляющим нижегородской лавкой Шарапова. Так сказать, директором нижегородского филиала. Торговать в Нижнем тогда было не только выгодно, но и престижно. Город, в котором ежегодно проводилась торгово-промышленная выставка и действовала крупнейшая в мире ярмарка, был поистине центром российской торговли. При прежнем управляющем торговля в лавке Шарапова шла так, ни шатко ни валко. Сказывались огромная конкуренция и отсутствие широкого спроса на лубок. Поэтому первой и главной задачей нового управляющего, которого теперь называли Иваном Дмитриевичем, было налаживание рынка сбыта.
Задачу удалось решить на редкость красиво. Придя к выводу, что торговать народным лубком в образованном и богатом городе неразумно, новгородский наместник Шарапова создал на волжской земле прообраз того, что позже назовут многоуровневым маркетингом, а он назвал просто «сетью офеней». «Офенями» были мужики, преимущественно водоносы, которым Иван Дмитриевич давал лубки в долг, под честное слово. Сначала давал помалу, до тех пор, пока не убеждался в честности начинающего торговца. А те несли культуру в массы, то есть по деревням, по селам и по чумацким лагерям. Дней через пять они
