Освобожденная от церковных одежд, музыка властно захватила Анджело. Даже священник, там, на границе мрака и света, казался просто позолоченной букашкой. Все лица были обращены к органистке. Анджело увидел прекрасные профили. Суровые мужские лица, казавшиеся еще более смуглыми в красноватом свете костров, прекрасные женские лица, достойные Юноны или Минервы. Эти лица, эти огромные костры на фоне бездонного лесного мрака и эта музыка создавали особый мир, где не было места политике и где даже холера казалась лишь порождением игры воображения. И в тот самый момент, когда стало казаться, что нет пределов этому созданному музыкой миру, молодая женщина подняла руки и, когда последний вздох органа растаял во мраке, опустила крышку клавиатуры.
Анджело вдруг заметил, что отклонился от пути, указанного Феро. Он должен был выйти из оврага как раз напротив того места, где он спускался. Но, идя следом за тенями, он отклонился от прямой линии. Нечего было и мечтать выбраться на нужное место в этом мраке. Оставалось просто идти по тропинке, никуда не сворачивая. Патрули, карантины, фонари — Бог с ними. Вряд ли эти пресловутые патрули так уж усердно прочесывают равнину. Наверняка есть средства ускользнуть у них из-под носа.
После получаса ходьбы он очутился в саду, где почти на каждом дереве висел фонарь. А то и два-три. Особенно у края дороги. Здесь расположился лазарет. В глубине под деревьями виднелись белые пятна палаток. Некоторые были освещены изнутри и походили на чудовищных фосфоресцирующих гусениц. Откуда-то доносились стоны, звуки голосов. И вдруг раздались пронзительные крики, а фонарь на палатке, откуда они неслись, стал раскачиваться, словно лодка, гонимая ночным ветром.
Анджело заметил, что вдоль ив тянется очень плотная колючая изгородь, и двинулся по направлению к ней. К счастью, его ноги ступали почти бесшумно по луговой траве, но на всякий случай, не доходя до изгороди, он спрятался за стволом ивы. Из-под изгороди кого-то окликнули, но Анджело не расслышал имени. Ответ донесся откуда-то сверху, из-за ивы, растущей прямо в изгороди:
— Пока нет, еще рано, но я уже вижу там наверху приготовления.
Анджело взглянул в сторону холма. Догоравшие костры превратились в островки раскаленных углей, и в их красноватом свете то тут, то там, иногда пригибаясь к земле, деловито сновали человеческие фигуры.
— Мы хорошо выбрали место? — снова раздался голос у изгороди.
— Они наверняка собираются притащить их сюда сегодня ночью, — ответили с ивы.
Эти двое явно не были военными. Однако кое-где вдоль изгороди поблескивали ружейные стволы.
Установилась продолжительная тишина. «Это поразительно, — подумал Анджело. — Неужели эти горожане способны организовать охрану по всем правилам? Так ведь немудрено и попасться».
Сколько он ни прислушивался — ничего: ни слова, ни шороха. Они даже ружья спрятали.
«Если бы я не знал, что они здесь, я бы попался».
Анджело был в восторге от прекрасно организованной операции.
«Обязательно расскажу об этом Джузеппе».
Слева в листве послышался шорох, словно какое — то животное пыталось перескочить через изгородь. На опушке в свете фонарей метались какие-то тени.
Анджело должен был признать, что горожане не хуже других умеют ползать и прыгать. Он услышал только звук взводимых затворов и увидел, как перед фонарем промелькнули черные тени. Патруль схватил двух мужчин, когда они перекидывали труп через изгородь.
Но это была все-таки не совсем победа. Эти двое были очень возбуждены и яростно жестикулировали.
— Стойте спокойно, или мы будем стрелять, — крикнул кто-то. — Мы вас запомнили, и, если вы удерете, мы вас все равно изловим там наверху, в ваших лесах. Закон для всех один.
— Отпустите их, пожалуйста, — жалобно захныкала девушка. — Это мои братья. Мы принесли сюда нашего отца, потому что не могли похоронить его там, наверху.
Они продолжали толкаться и жестикулировать.
— Только этого не хватало! Чтобы отравлять тут всех! Вы обязаны сообщать о своих покойниках и отправляться в карантин. Мы не хотим дохнуть тут как мухи.
— Это в ваших карантинах люди мрут как мухи.
— Стойте там. А вы идите сюда. Я ведь в вас могу выстрелить не хуже, чем в мужчин.
Девушка несколько раз вскрикнула.
«Неужели она не знает, что горожане всегда теряются от неожиданности? — подумал Анджело. — Если она внезапно бросится в сторону, то наверняка ускользнет от них. Или если я крикну погромче: «Стой! Кто идет?» Эге! Уж не собираешься ли ты позволить этим буржуа тебя облапошить? Сиди-ка смирно!»
Он вспомнил о часовом, сидевшем на иве. Интересно, он все еще там или побежал вместе со всеми?
«Кто бы мог подумать, что эти лавочники могут перещеголять меня в вопросах тактики?»
Однако у него хватило благоразумия не подавать признаков жизни.
Двое патрульных увели притихших пленников. Остальные вернулись на свои посты.
— Кто это был? — спросил голос, доносившийся с ивы.
«Я ведь тоже не вчера родился», — подумал Анджело, улыбаясь.
— Сыновья и дочь Томе.
— Так это папашу Томе они выбросили?
— Да. Он уже высох. Они, должно быть, скрывали его не менее двух дней. Они ведь упрямы как мулы. С ними невозможно поладить.
— Значит, с ними надо покруче.
— Маргарита-то пыталась меня умаслить, но ты слышал, я сказал ей, что выстрелю в нее не хуже, чем в мужчину. Я ей сказал «вы».
— А те, что внизу справа, тоже кого-нибудь взяли?
— Нет, они не двигались с места.
«Спасибо за информацию, — сказал себе Анджело. — Стало быть, посты есть внизу справа, а может быть, еще и внизу прямо и внизу слева. Что ж, примем к сведению. Вам угодно играть в войну? Хорошо, только война — это ведь не охота, голубчики. После первого удачного выстрела нельзя терять бдительность. Вы всегда останетесь дилетантами. И если с вами непросто справиться в открытом бою, то легко перестрелять поодиночке».
Воспользовавшись тем, что они продолжали беседовать, Анджело начал потихоньку двигаться назад. Вскоре он нащупал ногой один из ручьев, разделявших луг на две части. Русло его было сухим, как трут, и достаточно глубоким, чтобы скрыть человека, ползущего на четвереньках. А кроме того, его скрывала невысокая насыпь, и свет фонаря не проникал туда.
Анджело прополз мимо другого дозорного, который стоял, плотно прижавшись к стволу огромной ивы, а наткнувшись на третьего, который прогуливался с оружием в руках, он плашмя лег на дно ручья, и тот, ничего не подозревая, перешагнул через него. Анджело не променял бы своей позиции даже на пушку.
Он был в таком восторге от своей ловкости, что, как только патруль прошел мимо, выпрямился во весь рост. Ему нужно было пройти не больше двух-трех метров, чтобы оказаться в густой плотной темноте. Он преодолел их одним прыжком, споткнулся о какую-то стоящую на коленях фигуру и растянулся во всю длину. Человек, на которого он упал, сказал ему:
— Ничего не говорите, отпустите меня, я вам дам головку сахара.
— Откуда это у тебя сахар? — спросил Анджело.
— А, так вы, значит, не из тех?
— А о ком это ты говоришь?
— Молчите, они идут.
Услышав, что патруль возвращается, Анджело остался лежать на этом человеке… Тот оказался всего лишь мальчишкой.
Не углубляясь в темноту, дозорные ударили несколько раз прикладами по кустам, но дальше не пошли.
— Если бы вы немного подвинулись, я бы мог встать, — сказал мальчишка, когда патруль удалился.
