различения тех трех типов взаимоотношений, о которых мы сказали: свойства, филиации и кровного родства, — и что это анормальное различение возможно лишь на основе реального разделения, то есть на основе инцестуальных запретов и систем родства.
Только системы родства могут обеспечить обнаружение биологических фактов, и нет ни одной системы, даже из числа наиболее строгих и искусственных, которая бы его не обеспечивала, — по той простой причине, что общей основой всех систем является, как говорит Леви-Стросс, строгое различение между свойством и кровным родством.
Если системы родства изменчивы и непредсказуемы в своих внешних секторах, то с их центральной частью дело обстоит иначе: всегда запрещается брак, во-первых, между родителями и детьми и, во-вторых, между братьями и сестрами. Исключения здесь настолько редки и имеют настолько специфический характер — чаще всего ритуальный, — что в них, в самом строгом смысле слов, можно видеть исключение, подтверждающее правило. Сколь бы избыточными и строгими ни казались нам некоторые позитивные брачные правила, сколь бы произвольными, в своем максимальном объеме, нам ни казались составляющие изнанку этих правил запреты, сердцевина системы остается прежней и не составляет проблемы; основной принцип всегда сохраняет силу: всякая система родства распределяет дозволенное и недозволенное в сексуальной области так, чтобы отделить репродуктивную функцию от отношения филиации и от отношения между братьями/сестрами, тем самым обеспечивая людям, чьей сексуальной практикой эта система управляет, возможность обнаружить элементарные факты размножения.
Есть основания полагать, что при природном промискуитете связь между сексуальным актом и рождением детей, сам факт зачатия должны оставаться ненаблюдаемыми. Только инцестуальные запреты создают людям необходимые для познания этого факта квазиэкспериментальные условия, вводя в сексуальную жизнь стабилизирующие элементы и систематические исключения, без которых невозможны сопоставления и сравнения, способные пролить свет на этот вопрос. Только запреты позволяют распознать плоды сексуальной активности, противопоставив эти плоды бесплодию воздержания.
Разумеется, невозможно реконструировать историю этого открытия; нет даже необходимости спрашивать, как оно случилось. В данный момент мы лишь пытаемся продвинуть леви-строссовскую критику элементарной семьи дальше той точки, до которой ее довел сам Леви-Стросс. Три типа взаимоотношений, составляющие элементарную семью, суть не что иное, как те взаимоотношения, которые нужно изолировать и разделить, чтобы обеспечить обнаружение биологических фактов: эти взаимоотношения действительно изолированы и разделены в системах родства. Без систем родства было бы абсолютно немыслимо само понятие элементарной семьи, тогда как из любой системы родства его всегда можно вывести — по крайней мере, теоретически, поскольку задающие это понятие различения необходимым образом всегда гарантированы во всех системах. Таким образом, мы видим, до какой степени верно, что элементарная семья — не атомарная ячейка систем родства, а их результат, — и даже более верно, нежели полагает этнография; поэтому недостаточно сказать, что системы родства, даже наиболее строгие и искусственные, учитывают биологическое родство — именно они его и открывают; их наличие есть непременное условие любого
Одним словом, речь идет о том, чтобы признать в полном объеме приоритет системы надо всеми устанавливаемыми ею отношениями, не упуская ни единого следствия из этого приоритета. Нужно все рассматривать по отношению к системе потому, что система действительно первична — даже по отношению к биологии, — а не потому, что в принципе система могла бы и противоречить биологии, пусть в конечном счете она ей никогда и не противоречит. В действительности она и не может противоречить биологии — по крайней мере, постольку, поскольку мы определяем систему как строгое разделение между свойством и кровным родством. Нельзя рассматривать систему, исходя из фактов, которые только она и делает возможными и которые тесно от нее зависят. От биологии как от отправной точки нужно отказаться не потому, что она принадлежит
Хотя три типа взаимоотношений, составляющие элементарную семью, в точности покрывают реальные факты биологического размножения, они не были бы выделены (как они выделены в реальности), не будь инцестуальных запретов. Иными словами, не будь инцестуальных запретов, не было бы и биологии. Но выявление биологической истины, очевидно, не является raison d'etre системы; должна быть выявлена не только биологическая истина, по крайней мере, имплицитно. Биологическая истина составляет лишь часть более обширного целого; потому-то и не следует брать ее за отправную точку.
Развитые здесь соображения не предполагают конкретной позиции по обсуждаемому в наши дни вопросу о том, действительно ли некоторым культурам неизвестен биологический факт человеческого зачатия. Нужно отметить, что наш тезис может ужиться так же хорошо — а в каком-то смысле даже и лучше — с нынешним скептицизмом относительно туземных свидетельств, как и с прежним к ним доверием.
Однако возможно, что, несмотря на инцестуальные запреты, некоторые культуры так и не открыли связь между сексуальным актом и деторождением. Таково мнение Малиновского и многих других этнографов; оно опирается на долгое знакомство с туземной жизнью; можно усомниться в том, что оно опровергнуто теми аргументами, которые выдвигаются против него в наши дни. Наблюдатели прошлого якобы попались на удочку своих информантов. Любые уверения в собственном невежестве относительно зачатия якобы нужно воспринимать cum grano salis.
Может быть, и так, но этот скептицизм, хотя вроде бы и хочет реабилитировать интеллектуальные способности первобытных людей, вполне возможно, связан с другой формой этноцентризма, еще более коварной. Действительно, в этой сфере ссылка на здравый смысл, сколь бы сдержанной она ни была, неизбежно принимает несколько демагогический характер. Будет вам! Неужели вы думаете, что бывают люди такие глупые, чтобы не знать о связи между сексуальным актом и деторождением! Вот как наш культурный провинциализм представляет себе людей, которые хоть чем-то от нас отличаются!
Эта дискуссия, повторяем, лежит в стороне от проблематики данной работы. Окончательный ответ для нас несущественен. Мы лишь хотим указать, что недавнее доверие к сообщениям о неведении относительно зачатия критикуется сегодня в атмосфере «естественности», которая всего лишь продолжает и усиливает постоянную тенденцию отрывать элементарные биологические истины от
Леви-Строссу непросто избавиться от половинчатости и неоднозначности, когда речь заходит том, чтобы в рамках систем родства найти определенное место для истины биологических отношений. А вырастают эти трудности, конечно, из ощущения — в нашу эпоху почти инстинктивного, — будто создает науку мышление совсем иного характера, нежели создавшее мифы, ритуалы и системы родства. Нас сейчас интересуют не столько эксплицитные взгляды Леви-Стросса (вполне возможно, непостоянные), сколько имплицитные принципы, которым подчиняются его рассуждения в статье 1945 года, которую мы сейчас комментируем. В сущности, в данный момент дело не столько в самом Леви-Строссе, сколько в почти универсальной предпосылке, которую мы пытаемся выявить, — примерно так же, как он сам выявляет в той же статье в связи с текстом Радклиф-Брауна предпосылку элементарной семьи (находящую, кстати, продолжение в предмете наших собственных изысканий — но на гораздо большей глубине).
Тот факт, что системы родства «не игнорируют» и «не противоречат» биологическому родству, но «тщательно его учитывают», в глазах современной мысли не самоочевиден.
Нелегко признать, что наше знание об элементарных биологических фактах связано с тем же типом мышления, что и самые строгие и искусственные различения внутри систем родства. Но в обоих случаях мы имеем дело с одинаковыми интеллектуальными механизмами, функционирующими одинаковым образом, с тем же символическим мышлением, сближающим и различающим сущности, ни союз, ни разделение
