Были только гуманитарные.
Хотя и здесь были нелюбимые. Допустим, введение в спецфилологию и вообще филологические дисциплины мне не нравились.
История мне нравилась, но факультет назывался - историко-филологический. И почему-то я попал на филологическое отделение. Почему я не написал в заявлении: история - Турция, а написал; турецкий язык - литература? Оказался на филологическом отделении. Тоже была ошибка. И слава богу, что попал на турецкое отделение, а ведь мог бы и на монгольское, и на вьетнамское, или какой-нибудь африканский язык: бамбара или малинке.
Приезжаю в Москву и, что вы думаете, опять вижу нацменов. Живу в общежитии - они там во всю гуляют, шикуют: деньги, вино, девочки. Ничего не делают. На всякий случай им троечки ставят.
Приезжает национальный кадр, сын Председателя Совета министров Грузии - ничего не делает! Я с отличием заканчиваю - меня в армию. Они на тройки - их на загранработу. Что ты будешь делать?
Приезжаю к туркам, они мне жалуются: кто у вас работает? Кого присылаете? Вот ваш турецкий язык - это турецкий язык. А у них... Всё это я видел в учёбе, в работе, в загранработе - всюду. Везде я сталкивался с тем, что идёт губительная «национальная политика».
А теперь Россию называют «империей», упрекают нас, что мы, русские, «жили за счет других народов», подавляли их «самосознание», их национальную гордость», захватили всюду власть.
Сначала мы кухарок пустили к управлению государством, потом чабанов. И вот сегодня мы имеем отсталость.
Однако, вернемся к МГУ.
Был я и в студенческом лагере Джемите под Анапой, на Черном море, в Пицунде - в ущелье, в доме отдыха под Москвой - Красновидово, от МГУ, лыжные прогулки, опять были танцы, какие-то знакомства с девушками.
Но по-настоящему в эти студенческие годы у меня не было никакой девушки. А мне так хотелось влюбиться в кого-то, ухаживать за кем-то, но не получилось, не смог я.
Видимо, сам виноват. Слишком был озабочен социальными проблемами, слишком много сил и энергии тратил на учебу. Это была цена невезению в личной жизни.
Я целиком отдался учебе, пытался в занятиях найти какое-то удовлетворение.
С отличием закончил Московский университет, в актовом зале МГУ на Ленинских горах я получил красный диплом. Но никого не было со мной, некому было порадоваться за меня, вместе со мной. Я отнёс этот красный диплом к себе в общежитие, в комнату, и даже не с кем было выпить фужер шампанского. Я был совсем один.
Потом была армия. Почему-то многие не хотят идти в армию, но я чувствовал, что мне это нужно. Меня тянуло к политике, и я понимал, что служба в армии мне поможет, даже и в смысле биографии, потому что всегда ведь могут спросить: «Почему вы не служили в армии? Почему вы обошли этот важнейший институт нашей общественной жизни?». Тем более, я служил как офицер, лейтенант, в Политическом управлении штаба Закавказского военного округа.
Тогда в Грузии еще правил Мжеванадзе, это был последний грузинский «царь», первый секретарь ЦК компартии Грузии. Взяточничество и кумовство при нём процветали самым пышным цветом. Я застал этот период, а когда я уже уехал, в 1972 году назначили Шеварднадзе, который пытался андроповскими методами наводить порядок в Грузии в течение всего периода до 1985 года, пока Горбачев не перевёл его в Москву.
Два года армии были для меня очень полезны.
Во-первых, я узнал саму армию, узнал политработу. Узнал какие-то аспекты, связанные со спецпропагандой, разведкой, глубже изучил национальный вопрос. Я неплохо знал национальные проблемы и раньше, но Закавказский район всё-таки отличается от Средней Азии. И здесь тоже я увидел ситуацию, которая впоследствии привела к перестроечным моментам.
По-настоящему там ведь не было советской власти и не было в руководстве настоящих коммунистов - всё это гнильё, псевдокоммунистическая пена. И главная-то беда была отсюда, с юга. Все беды России - на юге. Поэтому, пока мы не решим южный наш узел, мы не выберемся из затяжного кризиса, который будет периодически повторяться.
Я с трудом получил комнату 26 кв. м. В гостинице жить было бы тяжело и дорого, и ходил я к членам военсовета, к начальникам, еще к кому-то. Платил всего три рубля в месяц. В коммунальном доме.
Конечно, опять эти большие коридоры, общие кухни, туалеты. Ну, а одна комната была моя. Я нашёл себе соседа, Васю Малика, - парень с Украины, он окончил в Сумах училище спецсвязи, где готовят специалистов для 8-х отделов штабов. И почти два года мы там с ним жили. А последние несколько месяцев я жил один.
Я познал Грузию, бывал в Армении, Южной Осетии. Изучил жизнь, быт, культуру народа.
Почему-то не было у меня желания изучить грузинский язык. За два года, общаясь с грузинами, я мог бы изучить язык, но я знал только две-три расхожие фразы и больше ничего не понимал. И не хотелось, совершенно не лежала душа изучать этот язык.
Устал я, наверное, изучать иностранные языки, чувствуя себя везде в состоянии дискриминации, - то в Алма-Ате, где главенствовал казахский язык, то в Турции - турецкий. Но все-таки Турция, действительно, другая страна. Теперь Грузия - грузинский, рядом Азербайджан - азербайджанский язык...
Я изучил этот край, был в командировках. В войсках читал лекции. Писал листовки. Изучал Турцию, Иран, Ближний Восток, арабский мир. Всё это было полезно для общего развития - глубже познать внутренние процессы в стране, а также и внешнеполитические.
Всё это смыкалось с моим будущим занятием, закладывало фундамент более глубоких знаний по Ближнему Востоку. Я был уже специалистом, востоковедом. А теперь пошла практика.
То я в Турции, то на Кавказе, в детстве я жил в Средней Азии - всё это помогало глубже узнать и проблемы, связанные с мусульманской религией; грузинская церковь, армянская церковь и курды. Непосредственно я мог их видеть и наблюдать в Закавказье и в Турции. Так что всё было полезно.
Здесь в столице был тоже гнёт - политический. Я б/п - беспартийный. Тем более в работе, близкой к политической, это особенно остро ощущалось, ибо и по первому образованию, и по второму я так или иначе был связан с госаппаратом, с работой в центральных учреждениях, где связь с партией была безусловным явлением, обязательным, и я как беспартийный был заранее обречен на второсортную роль, я был никому не нужен.
Кадровики моё «дело» отодвигали в сторону, как только видели графу «партийность» - б/п, я как бы был другой расы, другой касты.
В этот период мне очень пригодилась моя вторая специальность - юриста.
Я поступил на службу в издательство «Мир» сначала рядовым юрисконсультом, потом возглавил юридический отдел издательства. Но и там я не чувствовал себя полноправным сотрудником - я был беспартийным.
На партийных собраниях коммунистов, где иногда я присутствовал, случалось, они говорили: «А вот теперь закрытая часть собрания, Владимир Вольфович, Вам нужно уйти». И я уходил. Это было очень противно. Но все эти моменты как бы били в одну точку.
Я не мог работать там, где я хотел. Но всё отрицательное, кирпичик по кирпичику, составляло фундамент, и при создании определенных внешних условий это соединилось с моим накопленным внутренним положительным потенциалом для политической деятельности.
Уже в зрелые годы, в 30 лет, я хотел заниматься политикой по-настоящему, быть обязательно в какой-нибудь новой политической партии, мечтал, что эта партия будет иметь своих депутатов в парламенте, когда он станет многопартийным, мечтал возглавить парламентскую оппозицию, фракцию моей партии в парламенте. Может быть, в перспективе получить пост министра.
Я думал и раньше о высоких должностях, но это не было у меня какой-то навязчивой идеей или мечтой солдата стать генералом. Просто я видел этих людей, их окружение, неспособность их руководить страной.
Я понимал, что такие недалекие, порою просто глупые люди достигают таких высот благодаря системе, которая позволяла им это.
При многопартийной системе, и я был уверен в этом, талантливые люди получат больше
