Мужичонка опять основательно уселся в кресло, даже ногу на ногу закинул. Достал мятую пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.
— Ты все такая же. Цветешь и пахнешь. Как тебе удается сохранять форму? Секрет, какой знаешь?
— Секрет прост, — огрызнулась Наталья. — От тебя держаться подальше.
Николай подмигнул Сергею и тяжко вздохнул.
— Все-таки, жена у меня, красавица!
— Которая? — подняв брови, наивно спросила Наталья.
— Тебя имею в виду. Исключительно тебя.
Из динамика опять раздался гневный женский голос: «Электрики! Свет мне на пульте включите или так, и буду в темноте колупаться!? Электрики! К вам обращаюсь!!!».
— Сам уйдешь или натравить на тебя Нору? — Наталья кивнула в сторону динамика. — Она тебя с кашей съест. Кости в окошко выбросит. Уйди по-плохому. По-хорошему, хуже будет.
— Не надо в окошко. В окошко я и сам могу.
«Электрики!!!» — медведем взревел динамик. «Последний раз прошу, зажгите свет на пульте! Я не ночная бабочка, в темноте порхать! Переломаю ноги, сами на руках меня носить будете!!! Я не угрожаю! И не запугиваю! Лучше добром зажгите свет!».
В гримерную без стука вошел Дергун. Подтянутый, собранный в элегантном светлом костюме. В облаке мужских духов «Арбат», которыми всегда поливал себя ведрами.
— Где Мальва? — не поздоровавшись, спросил он. — Опять опаздывает! Натали! Я человек терпеливый…
— Я-то здесь при чем? — буркнула Наталья.
Дергун заметил Николая, сидящего в кресле, небрежно кивнул.
— Почему без формы? — раздраженно спросил он Сергея.
— Бабушка не успела подшить брючины…
— Бабушка, дедушка… — поморщился Дергун. — Чтоб завтра был в форме. И вообще! Твое место перед дверью, не здесь. Свободен!
Сергей вопросительно взглянул на Наталью, та лишь передернула плечами. Он аккуратно начал складывать провода на стул.
Потрепанный мужичок, увидев Дергуна, расплылся в радостной улыбке. Просто расцвел, как пожухлый цветок. Даже сигарету затушил о подошву кроссовки. Вскочил с кресла и подхватил Дергуна под руку.
— Игоречек! — воскликнул он. — Вот ты-то мне как раз и нужен! Игорек! Я написал цикл новых стихов.… Скажу по секрету, только тебе, как другу….Стопроцентные шлягеры!
Дергун, недовольно морщась, освободил руку и кивнул Сергею.
— Сережа! Проводи товарища… в буфет! Подойду через пять минут. Ждите меня там. Оба. Оба! Сережа! Вперед! Вперед!!!
Дергун довольно бесцеремонно вытолкнул обоих из гримерной и плотно прикрыл за ними дверь.
Из динамика опять донесся низкий женский голос: «Монтировщики! Монтировщики!!! Я вам что, девочка!? Бегать за вами, молотки подбирать!? Немедленно вернитесь и заберите молотки! И гвозди тоже!»
Дергун прошелся по комнате и уселся за гримерный столик Мальвины, посмотрел на себя в зеркало. И нахмурился.
Игорь хмурился, потому что сам себе нравился.
— Я не понял, где Мальва? — жестко спросил он.
— Куда она денется, — поморщилась Наталья. — Ты чего вздрюченный? Жена достала своими фокусами?
— Хуже, — откликнулся Дергун. — Значительно хуже. Скажу только тебе, как близкому другу…
— Когда это мы из любовников в друзья перескочили?
— Не придирайся к словам, — поморщился Дергун. — Дело очень серьезное. Дай слово, никому ни звука!
— Век эстрады не видать! — поклялась Наталья.
Дергун некоторое время молчал. Потом сказал, как выдохнул:
— Сборы падают.
— Тоже мне, новость! Об этом на каждом заборе только ленивый не пишет.
— Еще немного и покатится снежный ком. Я это кожей чувствую. Не остановишь. Глуши мотор, сливай воду!
— У всех они падают. Не только у нас.
— Где, все-таки, эта шалава? — вздохнул Дергун. — Иногда очень хочется открутить ей голову!
На окраине Волоколамска, сразу за бензоколонкой, Надя свернула направо и остановилась у магазина «Все для Вас!». Магазинчик был небольшой, но купить в нем можно, что душе угодно. Начиная от одежды, и кончая продуктами питания для младенцев.
Надя купила торт «Птичье молоко», связку апельсинов, три пачки печенья, литровый сок «Виноградный» и десяток шоколадок.
Выйдя из магазинчика с двумя пластиковыми пакетами в руках, прихватила у бабульки, сидящей тут же на ступеньках, букет цветов и два пучка редиски. Где-то слышала, редиска очень помогает. От всех болезней. Свалила пакеты на переднее сиденье и, проехав метров двести по бетонным плитам, подкатила к двухэтажному блочному зданию. Машину бросила прямо у входа, даже сигнализацию не включила.
В вестибюле было темно и прохладно. Ни души. Никакой охраны, никаких дежурных. Только черная кошка, задрав вверх хвост, медленно проследовала из приоткрытой двери регистратуры на улицу.
«Тьфу! Тьфу! Тьфу!» — мысленно сплюнула Надя, и хотя не верила в приметы, прижав пакеты к груди, постучала себя кулачком по голове. Где тут найдешь настоящее дерево. Кругом один пластик.
В окошке регистратуры толстая бабища решала какой-то бесконечный кроссворд. Или сканворд. Или как их там? Толстые, ярко накрашенные губы ее беспрерывно шевелились.
Надя осторожно постучала костяшками пальцев по дверце окошка.
— Гонзалес Лариса Васильевна! В какой палате? — каким-то просительным тоном, выдавила она из себя.
Во всех государственных учреждениях Надя слегка робела. Потому или откровенно хамила, или едва слышно, застенчиво бормотала.
— У меня обед, — не поднимая глаз, проворчала бабища.
— Неужели трудно ответить?
— Читать умеешь? Грамотная?
Бабища не поленилась, с удивительной легкостью оторвалась от стула, высунулась почти до пояса из окошка и тыкнула пальцем в мятый листок на кнопке. Потом бросила на Надю, полный ненависти взгляд, и с треском захлопнула окошко.
На листке ученическим почерком было нацарапано:
«Регистратура! Обед с 12–15 до 12–45. Не стучать!».
Надя взвинтилась и начала действовать старым казачьим способом. Свалила пакеты на скамейку, достала из сумочки кошелек, из него пятьдесят рублей и опять постучала. Окошко раскрылось мгновенно, но не успела бабища и рта раскрыть, Надя сунула в окошко бумажку и повертела перед самой ее физиономией. Та, взглядом кролика на удава, несколько секунд смотрела на бумажку, потом перевела взгляд на Надю.
— Чего тебе? — мрачно спросила она.
— Гонзалес Лариса Васильевна! В какой палате?
Бабища проворно ухватила бумажку, сунула в карман. Достала из ящика стола амбарную книгу, слюнявя пальцы, принялась листать.
— Фамилия?
— Моя?