перемещения по столице она педантично записывала. Для последующего обстоятельного отсчета.
— Я в общежитие, она в больницу. Я в больницу, она куда-то еще…
— Что она делала в больнице? — тревожно спросила ЛорВася.
— Аборт! — тихо произнесла Нонна Юрьевна. И покраснела.
— Кто, Надя?!
— Разумеется, нет! — искренне удивилась Нонна. — Как вы могли подумать. В больнице была Наталья. Она уже достаточно взрослая девушка.
— Это мне известно! Короче говоря, ты так их и не видела?
Нонна сначала кивнула. Потом отрицательно помотала головой. И опять понесла:
— Я в общежитие, они в больницу. Или на выставку. Я в больницу, говорят, только что были, обе ушли…
— Все понятно. Можешь не продолжать.
— Может, она просто влюбилась? — с надеждой спросила Шкаликова.
— Которая из них?
— Обе! — не успев подумать, брякнула Нонна.
— Опять с больной головы на здоровую!? Думаю, все значительно хуже! — отрезала Гонзалес. — Забирай свое заявление!
«Хотя, хуже уже некуда!» — подумала она. «Воистину, время разбрасывать камни, и время их собирать!».
8
… В четырнадцатом веке до Новой эры в Египте непосредственно само Время вело себя чрезвычайно своеобразно. То горячим арабским скакуном неслось вскачь, только минуты искрами вылетали из-под копыт, то ползло медленнее самой ленивой черепахи. Иные дни тянулись явно больше недели, другие мелькали быстрее взмаха ресниц.
Впрочем, египтяне мало обращали внимания на него.
Время текло само по себе, люди жили сами по себе. Строили речные суда и храмы, возделывали поля и добывали в горах руду, выходили замуж, женились, рожали детей и уходили в другой мир. В мир теней. И были убеждены, дети появляются тоже из того мира. Одни уходят, другие приходят. Это в порядке вещей.
И регулируют эти потоки сами Боги.
Каждое посещение Главного храма, хранилища папирусов, приносило Неф все новые и новые открытия. Она абсолютно четко поняла, в ее стране престолонаследие передается исключительно по женской линии. Вот так! Но главным, все-таки, является фараон.
Во время самого последнего посещения храма, Неф сделала просто ошеломляющее открытие! Единственной законной наследницей трона фараонов является она, это ясно. Но чтоб взойти на трон она должна выйти замуж. И не за какого-то там, первого встречного. Она должна выйти замуж … за Хотепа!?
Неф гнала свою маленькую колесницу по пыльных улицам Фив. Что есть силы хлопала бичом в воздухе и резвая кобылка неслась во весь опор. Прохожие в испуге шарахались в стороны и удивленно покачивали головами. Охранники-эфиопы, как ни старались, на своих неуклюжих, громоздких колесницах никак не могли угнаться за ней.
Эйе дал ей несколько уроков и, увидев как она ловко управляется с лошадью и колесницей, разрешил выезжать одной.
Неф все погоняла и погоняла свою резвую кобылку. И только когда уже последние жалкие пригородные лачуги остались далеко позади и колесница, свернув с дороги, выехала в открытое поле, она бросила поводья. Закрыла лицо руками, ссутулившись, уткнулась себе в колени и горько заплакала…
Подъехавшие охранники притормозили колесницы и, услышав рыдания подопечной, отъехали чуть в сторону, не решившись приблизиться. В конце концов в их обязанности входило оберегать ее жизнь, а не разбираться в тонкостях душевных переживаний юной девушки.
Резвая кобылка еще некоторое время топала по полю, замедляя шаг, потом, скосила глаза на хозяйку и вовсе остановилась. Долго и шумно фыркала, вздыхала. Потом принялась щипать молодую траву.
Неф, не поднимая головы, плакала. Еще никогда в жизни ей не было так больно и обидно. Плечи ее сотрясали уже не детские рыдания.
В тот же вечер у нее состоялось последнее тайное свидание с Эйе в маленькой беседке.
— Я все знаю… — с тоской в голосе, сказала Неф. — Я должна выйти замуж за Хотепа! Оказывается, он единственный сын последнего фараона Аменхотепа третьего.
Эйе кивнул. Но смотрел он почему-то в сторону.
— Но я не люблю его! — пожаловалась Неф. И уже со слезами в голосе, добавила. — Я люблю совсем другого… человека!
Неф подняла на него свои красивые глаза.
Эйе покраснел. С ним такого никогда не было. И быть не могло. Еще в далеком детстве Неф слышала, как он растолковывал Крикле, почему он просто физически не может краснеть. Вовсе не потому, что такой нахальный. Просто сосуды на лице у него так расположены. Ну, не может он краснеть, хоть тресни.
А тут… Все его лицо, до самых корней волос, покрылось красной краской, а на глазах появились слезы. Он вскочил со скамьи и подошел к выходу из беседки. Но не ушел. Так и стоял, не оборачиваясь.
На сад стремительно опустились сумерки. Заверещали цикады. Казалось, весь сад заполнен только ими. Вокруг не было слышно ни звука. Только оглушительное верещание цикад.
— Запомни… Неф! — наконец сказал Эйе. — У тебя есть друг. Я всегда буду рядом.
— Ты мне не друг! — резко сказала, почти выкрикнула Неф.
Эйе очень долго молчал. Оглушительно верещали цикады, волнами накатывая по всему саду.
Во всем мире не было ни души. Только Неф и Эйе.
Неф сидела на скамейке, поджав ноги, и смотрела в пол. Эйе неподвижно застыл у выхода и боялся повернуться, чтоб посмотреть на нее.
Когда уже невозможно было дальше молчать, он тяжело вздохнул и, не оборачиваясь, проговорил глухим голосом:
— Есть еще двое-трое, на которых ты можешь положиться…
— Ты мне не друг! — повторила Неф.
Эйе словно не слышал. Или только делал вид, что не слышит.
— Очень надежные люди. Все были преданы твоему отцу.
— Ты мне не друг! — упрямо твердила Неф.
— Скоро тебе предстоит взойти на престол. Ты должна…
— Это когда еще будет… — уныло протянула Неф. При этом она как-то раздраженно передернула плечами.
— Это… — с ударением произнес Эйе. — … произойдет раньше, чем ты предполагаешь. Как твой друг, предупреждаю…
— Ты не можешь быть мне другом!! — резко вскинулась Неф. — Ненавижу это слово!!!
Эйе помотал головой и стремительно выскочил из беседки. Из сада были слышны его удаляющиеся шаги по тропинке.
Неф порывисто вскочила со скамейки, подбежала в выходу и, глотая слезы, закричала в темноту сада:
— Ты мне не друг!!!
